Морской герой - [45]
Такое рассуждение Турденшолд уважал. И потому не стал допытываться, для чего Кольд прячет в крюйт-камере дюжину тайком доставленных на борт попугайчиков в клетке. Кольду довелось где-то слышать, что в одном французском рецепте предписывается медленно удушить попугайчиков, чтобы мясо их обрело надлежащую нежность. Страдания птицы призваны умножить наслаждение едока. Тушить мясо полагалось в сметане на медленном огне. Кольд намеревался подать это блюдо, когда бой в Дюнекилене увенчается новой победой Грозы Каттегата.
В чем он не сомневался.
Но в эту пору, когда суда отряда лебединой чередой втягиваются в тесную гавань Дюнекилена, его тревожит одна забота. Как добыть корм для птиц. Он брал с собой коноплю, но она вся вышла. И тут его осеняет превосходная мысль. Ночью он отмыкает хлебный сундук иглой, предназначенной для починки командорского мундира, и крадет червей из хлеба, предназначенного для команды.
Черви корчатся на его ладони, вряд ли им по душе стать кормом для дюжины голодных попугайчиков. Но коли хочешь, чтобы птицы дожили до своей казни, забудь о сострадании к червям.
Птицы получат положенное, он откормит их так, что мясо будет таять во рту командора, когда Гроза Каттегата разобьет врага и снова сможет думать о пище.
Кольд неуклюже ступает по палубе — моряк из него никакой, — сжимая в горсти маленьких копошащихся червей.
«Белый Орел» чуть кренится на правый борт. Хлопает парус — словно мушкетный выстрел звучит над кораблем. Чайка падает на море с хриплым криком.
Лекарь на «Белом Орле» по имени Арнфинн, родом из Стрёмсё, всегда мечтал стать палачом. В молодости он ходил в Христианию поглядеть на казнь и был немало восхищен и очарован точными и целенаправленными действиями заплечного мастера. Не без уважения смотрел он и на смертника, коему ох как несладко пришлось. Смертник проявил большое мужество, пытался улыбаться, ухмылка сохранилась даже на отрубленной голове. Однако мечте и вожделениям Арнфинна не суждено было сбыться. Во-первых, потребность в палачах была на диво мала; во-вторых, должность сия нередко переходила по наследству от отца к сыну. Раздосадованный этим обстоятельством, Арнфинн в минуты смелости вопрошал, справедливо ли, чтобы та или иная должность, даже самая высшая, хотя бы и короля-самодержца, передавалась по наследству. Не вернее ли, чтобы просвещенная община наделяла ею наиболее пригодного. Сперва его высмеяли, потом предостерегли.
И стал он лекарем. Занятие полегче палаческого, но кое в чем сходное с ним — от того и другого веяло ужасом. Однако к нему относились с меньшим почтением, подчас костили, точно кока, подающего червивую рыбу. Иные плевали ему вслед, и мало кто искал с ним дружбы. Все же пешкой он не был. В решающий час он выносил приговор — отнимать ногу или не отнимать. Частенько ему доводилось вырывать у человека поврежденный глаз, обрезая последние жилки, соединяющие око с головой, и уступать место корабельному священнику, дабы тот с должной кротостью прочел молитвы, помогающие раненому сохранить зрение в уцелевшем глазу. И хотя палачом он не стал, но влияние приобрел. Выбрасывая за борт отрезанную ступню, осознавал свою значительность.
Вот только досадно ему было, что его так низко ценят на борту «Белого Орла». Скажем, перед выходом из Копенгагена он постарался раздобыть смолы самого высшего сорта, припас полное ведерко, чтобы, смазывая ампутированные ноги, останавливать кровь. А на пути сюда смолу украли. Он догадывался, что это дело рук боцмана Расмюса Стувы. Расмюс позаботился заготовить в трюме побольше ведер со смолой, чтобы ее можно было быстро поджечь при абордаже вражеских судов или же если не повезет и командор прикажет уничтожить «Белого Орла», чтобы не достался противнику.
По зловеще качающейся палубе лекарь Арнфинн пробирается в трюм и крадет обратно свою смолу. В уголке за грот-мачтой переливает густую жидкость в собственное ведерко — теперь он во всеоружии. Печурка с древесным углем приготовлена. Смолу надобно разогреть, прежде чем лить на рану.
Отряд втягивается в залив.
Когда Фабель с командором возвращались из разведки на берегу, у них был в лодке доверительный разговор. Турденшолд сказал, что Фабель во время вылазки проявил большую храбрость и ему теперь не грозит наказание за побег в Копенгагене. Тогда Фабель собрался с духом и задал один вопрос. Ему не по душе матросское звание. Он хотел бы стать побегушкой камердинера Кольда. Кому не видно, что Кольду недостает ни времени, ни сил на все дела. Командор требует, чтобы Кольд по первому зову являлся, словно ошалелый клоп из-под матраса. Но, во-первых, Кольд склонен не вовремя вздремнуть, а во-вторых, он страдает слабостью живота, как то случается в море с сухопутными крабами, и нередко бывал занят гадким делом на посудине или у борта, когда его звал командор. Так что самому командору только на пользу, если у Кольда будет побегушка, готовый тотчас его заменить.
Турденшолд воспринял эту мысль благожелательно. Они обсуждали ее почти как равные, когда гребли обратно к фрегату. Командор обещал дать окончательный ответ, когда они выйдут из Дюнекилена, разбив врага.
В очередной том серии «Викинги» вошли 2 первые части трилогии «Конунг» известного норвежского писателя Коре Холта, в которой рассказывается о периоде внутренней распри в Норвегии вXI веке.В центре повествования — конунг-самозванец Сверрир, талантливый военачальник, искусный политик и дальновидный государственный муж, который смог продержаться на троне двадцать пять лет в постоянных войнах с конунгом Магнусом.
В романе по-новому трактуется история знаменитого викингского корабля из погребального кургана в Усеберге.
В сборнике представлено творчество норвежских писателей, принадлежащих к разным поколениям, исповедующих различные взгляды, обладающих разными творческим индивидуальностями: Густав Беннеке «Облеченные властью», Бьерг Берг «Коммивояжер», Эйвин Болстад «Лотерейный билет», Юхан Борген «Вмятина», Финн Бьернсет «Обломки», Тарьей Весос «Мамино дерево», Бьерг Вик «Лив», Одд Вингер «Юнга», Гуннар Буль Гуннерсен «Мы нефть возим» и др. Именно поэтому столь широк диапазон разрабатываемых ими сюжетов, позволяющий судить о том, какие темы, какая совокупность проблем волнует умы норвежцев.
В предыдущем томе нашей серии под названием «Конунг» читатели уже познакомились с одним из самых драматичных в истории Норвегии периодов – эпохой «гражданских» войн и «самозванничества» (XI—XII вв.).В стране было два конунга – Сверрир и Магнус, причем первый имел на престол права весьма сомнительные.Сверрир возглавлял войско биркебейнеров (букв.«березовоногие»), которые получили это прозвище за то, что пообносившись за время скитаний в лесах, завертывали ноги в бересту.Против сторонников Сверрира выступали кукольщики (иди плащевики) и посошники.Кукольщики приверженцев Магнуса называли из-за плаща без рукавов и с капюшоном, которые носили духовные лица, которые, в основном, и противились власти Сверрира.Епископ Николас даже собрал против самозванца войско, получившее прозвание посошники (от епископского посоха).Вообще, надо сказать, что в этой борьбе противники не особенно стеснялись оскорблять друг друга.
В очередной том серии «Викинги» вошли 2 первые части трилогии «Конунг» известного норвежского писателя Коре Холта, в которой рассказывается о периоде внутренней распри в Норвегии вXI веке. В центре повествования — конунг-самозванец Сверрир, талантливый военачальник, искусный политик и дальновидный государственный муж, который смог продержаться на троне двадцать пять лет в постоянных войнах с конунгом Магнусом.
В книгу включены две повести известного современного норвежского писателя. В «Состязании» рассказывается об экспедициях Скотта и Амундсена к Южному полюсу (1910–1912 гг.), в «Странствии» — о попытке Нансена и Юхансена достичь Северного полюса в 1893–1896 гг. Публикуется также очерк Тура Хейердала о Нансене.Для широкого круга читателей.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.