Морское братство - [60]

Когда за последним проходящим с кормы бойцом звякнула тяжелая дверь, командир зябко повел плечами и тихо сказал:

— Они вернутся и разбомбят нас.

— Неправильно, старпом, — жестко сказал Федор Силыч. Хоть он назвал так своего преемника невзначай — по старой привычке, командир почувствовал укол и обиженно добавил:

— Ни одного шанса.

Федор Силыч ответил не сразу. Он сидел на койке, борясь с ознобом и головной болью, и ему хотелось пожаловаться на усталость, но это было невозможно. Единственное место для его жалоб было в уютной комнате на Главной базе. И единственный человек мог услышать такие слова от него без вреда для службы. Неужто не увидит больше Клашу? Он вспомнил ее непоколебимую веру в него… Да, не вернуться теперь — значит обмануть ее. Столько лет Клавдия без колебания шла за ним, отказавшись от собственной жизни. Не вернуться — значит выбить из-под ее ног опору. Не следовало так безусловно подчинять Клавдию своей власти, своей судьбе…

— Вы помните, что я должен первого уезжать в Америку? — вопросом перебил свои мысли Федор Силыч.

— У каждого из нас были какие-то планы, — сказал командир.

— Бросьте этот тон. И бросьте рассуждать в прошедшем времени. Обстановка тяжелая, но лодка будет управляться, только вырвать ее из сети.

— Мы не можем вырваться, — с упорством отчаяния повторил командир.

Он не трусил. Он хладнокровно использовал все известные ему средства спасения. Он многократно повторил бесплодные попытки. И теперь, не видя выхода, хотел умереть достойно, пока еще есть силы. И у него, наверно, так же трещит и немеет голова.

Федор Силыч зевнул и сказал:

— Прикажите сделать регенерацию, воздух испорчен. Пусть люди восстановят силы. Потом обдумаем один вариант. Есть шанс, как вы выразились.

Он усмехнулся, и молодой командир тоже попытался улыбнуться.

— Ладно, устроим кислородный праздник.

— Только не праздник. Будем экономить запас. До базы еще не близко.

— Вы хотите перевести балласт в корму? — спросил командир поднимаясь. Он прочитал ответ в светлых, по-прежнему ясных глазах Петрушенко и быстро добавил: — Я сам об этом думал. Но лодка пойдет камнем на дно, обломаем винты.

— Потом, потом, в свежем воздухе поспорим, — сказал Федор Силыч и закрыл глаза.

Из-под опущенных век он смотрел в угол подволока, где быстро вращались лепестки прибора регенерации. Освежающая струя достигла рта, обвеяла щеки. Он облизал губы и свободно вздохнул.

Без восстановления сил людей безнадежно делать намеченный маневр. Наверняка при ударе о скальный грунт отлетят лопасти винтов. В том-то и дело, что нужно свершить невозможное — удифферентовать лодку, пока она не коснется дна. Риск очень велик. От уменья использовать секунды зависит успех. Но надо верить в людей и верить в корабль. Его живучесть и непотопляемость куда больше, чем это кажется людям, знающим о подводных плаваниях понаслышке… В конце концов, он сам виноват, что свою уверенность не внушил преемнику, плохо воспитывал его на трудных случаях. Как раз сейчас завершит образование.

Очищенный воздух ускорял ход мыслей. Федор Силыч уже отчетливо видел детали освобождения. Под килем сто пятьдесят метров. Надо постепенно освобождать носовые цистерны и увеличивать балласт в корме. Как только в первом отсеке услышат, что лодка сдвигается, сразу резко ликвидировать дифферент, гнать воду из кормовых цистерн, принимать в носовые.

Уже охваченный азартным нетерпением, Федор Силыч посмотрел на часы. До конца срока, назначенного на отдых, оставалось десять минут. Где командир? Где механик?

Петрушенко вышел в кают-компанию. Офицеры дремали за столом, положив голову на руки.

— Приказали будить, как подниметесь, — сказал дневавший Маркелов.

— Погодим еще десять минут, — сказал Федор Силыч и спросил: — Как там раненые?

— Нормально. Ковалев сильно ослабел, без памяти был. А остальные — нипочем. Меня вот тоже обожгло. Ну, вроде охромел сначала, а теперь опять ничего. Кислород помог.

— Хорошо, если нормально, — одобрил Федор Силыч, плеснул на донышко стакана немного вина, выпил и закусил шоколадом.

Дневальный, круглолицый, белозубый, продолжал внимательно смотреть на Петрушенко. И Федор Силыч догадался, что у молодого матроса есть еще что-то, но парень не решается сказать.

— Вы ели, Маркелов, или вас не сменяли?

— Заправлялся. Я, товарищ капитан второго ранга, хотел спросить, долго еще на фашистском якоре стоять?

— Да, не выбирается якорь.

— А в команде старые матросы говорят, вы знаете, как уйти. Еще не такое бывало.

— Не такое?

— Ну да, пострашнее, говорят, бывало. Под парусом из соседнего фиорда будто выходили.

Федор Силыч довольно хмыкнул, но лукаво заговорил о другом:

— Так. А ты бы что посоветовал, Маркелов? Вот, положим, ты остался за старшего. А? Раскинь-ка мозгами, поэт. Придумай.

Маркелов отвел глаза. Его уже огрел Ковалев за дерзкие фантазии. Нашел время командир шутить. У него в самом деле была мысль, пусть фантастическая, пусть похожая на то, что делал капитан Немо, когда «Наутилус» был в ледяных тисках… Так ведь, когда Жюль Верн писал свой роман, кажется, тогда еще подводных лодок не было.

Маркелов напряженно кряхтел, одергивая свой сырой бушлат.