Морские волки - [2]

Результатом была дружба, продолжавшаяся без малого около трех с половиной лет. Фишер много знал для своего возраста, хорошо владел пером и прочел много книг. Заметьте странную прихоть судьбы, которая ввела такого прекрасного юношу в общество одного из самых ловких и усовершенствованных рыцарей индустрии в Лондоне. Арнольд Мессенджер в это время, да, думаю, и в последствии также, доставал себе средства к существованию мошенничеством. Найдя необыкновенно удобным для себя пользоваться услугами человека, который никогда не расспрашивал его, но с точностью приводил в исполнение его планы без надоедливого любопытства, он, до сих пор не оказывавший внимания даже собаке, был принужден отвечать на привязанность великодушием. Он принял на себя роль старшего брата, охранял юношу от участия в своих опасных похождениях; гордился мыслью, что Фишер считает его честным, и тратил свои деньги на юношу с великодушием, которое доказывало, что у него были и хорошие черты характера.

Именно он и был тем праздношатающимся, которого я видел в Монако в обществе Кеннера. Его друг, американец, слыл богачом; на самом же деле он привел свою яхту в Средиземное море только с целью обобрать кого-нибудь. Но судьба не улыбалась ни ему, ни Мессенджеру. Они не могли встретить ни одного глупца, у которого бы можно было «почистить карманы». Теперь, особенно для англичанина, ближайшее будущее было так мрачно, что он уже подумывал, как бы бежать из гостиницы, не заплатив по счету. Его плутовская изобретательность уже истощилась.

Это случилось как раз в то время, когда они встретили испанку и ее дочь Инесу. Они наблюдали, как она уезжала из города на своей яхте, явно направляясь в Геную, после чего блуждали с час в красивой, небольшой гавани и потом вернулись по просьбе Мессенджера, чтобы найти юношей. Из них я достаточно много говорил о Фишере, 17-летнем юноше, но мало знал о другом молодом человеке, Сиднее Кепле, лет 24-х. Фишер встретился с ним в Монако. Он называл себя клерком банкирской конторы Кепль, Мартингель и K° на улице Бишопсгет, во главе которой стоял и считался солидным человеком дядя его. Сидней был совсем мальчиком и по виду, и по убеждениям; он с удовольствием катался на лодке со своим приятелем. В это утро Мессенджер и американец застали их только что возвратившимися с прогулки верхом, еще в шпорах, в изобилии уничтожающими рыбу, мясо и живность, что служило им завтраком. Во время разговора, который они вели не умолкая, юноши ни на минуту не выпускали из рук ножи и вилки и не давали отдыха слугам.

– Знаете что, Принц, – сказал Фишер, принимаясь за блюдо с лесной земляникой с особенным аппетитом, – дорога в Мэнтон самая грандиозная, какую я когда-либо видел. Никогда в жизни не видел растений, подобных этим громадным кипарисам и молочайникам. Мы снова видели сегодня утром белоснежные вершины Корсики, и они были величественны на солнце, подобно горам на картинах, и так ясны, как на фотографии. Не правда ли, Кепль?

Сидней Кепль, который неохотно допускал, что можно найти что-либо красивое в четырех милях от Черинг-Кросса, ответил прозаично, с полным ртом.

– Славная старая Корсика!

– Вот животное-то! – продолжал Фишер, не замечая грубости своего собственного замечания. – Я показываю ему на холм, покрытый зелеными оливковыми и лимонными деревьями, а он говорит, что это ему напоминает парк Регента. Мне кажется, единственная вещь на свете интересует Кепля – это кэб или билеты в театр!

– Он только смеется над вами, Хель, – проговорил Принц, куривший с приятной улыбкой, слушая болтовню, – но если вы к нему обратитесь серьезно, то он даст вам подробную статью о гелиотропе и целый трактат о грушах!

– Разве? – возразил Фишер в ожидании сладкого блюда. – Вы себе и представить не можете, что это за не артистическая натура: одни факты и цифры, как механический счетчик. Сегодня вечером он возвращается в Лондон, чтобы везти в Петербург Бог знает сколько бочонков золота!

Американец, читавший во время этого разговора, прислушался. Принц тоже положил газету, которую держал в руке.

– Что такое? – спросил он. – Вам действительно надо ехать, Кепль?

– Боюсь, что да! Дело в том, что два раза в год наша фирма посылает несколько сот тысяч стерлингов в Петербург. Мой дядя желает, чтобы я был одним из двух, которым поручено это дело! Вот я и уезжаю!

– Вот как! – заметил Кеннер с напускным равнодушием. – А сколько вас будет при этих деньгах?

– Да двое же, как я уже сказал! – отвечал Кепль, зажигая папиросу и откидываясь назад, чтобы посмотреть вдоль береговой линии в Бордигер. – Да ведь опасности нет!

– Конечно, нет! – проговорил Мессенджер. – Я полагаю, что никто и не знает, когда отправляются деньги!

– Вот именно! – У нас отдельный поезд от улицы Фэнчирич до Тильбери, отдельная каюта или судно от Тильбери до Флешинга. А оттуда мы едем прямо до русской границы!

– Кстати, – вмешался Кеннер, – я могу приехать в Лондон после здешней цветочной выставки. Скажите номер вашего дома может быть, я буду в ваших краях!

– У меня есть его адрес! – отвечал за Кепля Фишер.

Наступило молчание, прерываемое лишь мелодиями Глюка, переносившимися с одной террасы на другую и терявшимися в шуме болтовни и движений, и шепотом морского ветерка.