Морские рассказы - [3]

Вообще, у моряков часто крыша едет, уж очень работа тяжелая. За границей, например, вообще считают, что, если ты проплавал пятнадцать лет, то ты психически ненормален, и тебя нужно лечить. Этот-то чудачок плавал всего только восемь лет, но видно, для него и это оказалось не по силам.

Ну все же мне удалось заманить его в ту каюту, уж не помню, под каким предлогом, но он туда зашел. А как только он там оказался, я сам вышел, а дверь за собой закрыл, и у двери поставил матросика, чтобы тот его охранял. Не помню почему, но дверь у той каюты не запиралась, ключа, что ли, не было, или замок был сломан, но только морячок должен был там стоять и ни на секунду не отлучаться. И я пошел стоять ходовую вахту. Отстоял, и перед тем, как лечь спать, надо, думаю, проведать моего психа. Прихожу и вижу такую картину — дверь в каюту нараспашку, никого ни в каюте, ни у каюты не наблюдается. Я сперва испугался и думаю: «А вдруг он моего матросика задушил, а труп под койку запихал?» Но тут вижу, идет мой матросик, довольный такой. Увидел меня и открытую дверь каюты и расстроился. А я ему говорю: «Где же вы это, товарищ вахтенный, прохлаждаетесь и почему оставили доверенный вам объект?» А он отвечает, что видел в замочную скважину, как тот прикорнул на койке и думал, что он заснул, и решил пойти чайку попить. Ну а тот, видно, сразу же убежал, потому что матросик, по его словам, отсутствовал не дольше пятнадцати минут.

Я, конечно, отправился искать беглеца. Там смотрю, там — нигде нет, поднялся на палубу, — смотрю, а он гуляет по надстройке. Я ему: «Коля! Коля! Иди сюда!» А он стоит в свете луны, волосы взъерошены, руку поднял, что-то крикнул и сиганул за борт в кильватерную струю. Ну все! Я дал сигнал мастеру, пароход остановили. Мы осуществили разворот по методу капитана Тимченко, пока то да се, искали его два часа, мастер ужасно матерился — ведь все на него, ему же отвечать — но никого не нашли. Видно, он сразу на дно камнем пошел. Помню, мы долго составляли отчет об этом происшествии и капитану как-то удалось отмазаться. Ну а тот, к счастью, был не женат, так что даже пенсию вдове пароходству выплачивать не пришлось.

ОХРАНА

У нас раньше любили всякие идиотские песенки про пиратов, вроде: «В флибустьерском дальнем синем море…» и так далее. Романтика голубых трасс, так сказать. А меня это так достало, что не скажешь. Болтаешься неделями в открытом море, и одна вода кругом. И что самое неприятное — все время одни и те же рожи. И в кубрике, и на палубе, и в кинорубке, и везде, никуда не денешься. И все они друг за другом секут, смекают, как бы друг друга получше сожрать. Вот тебе и романтика.

А пираты, действительно, есть, даже и сейчас, особенно в последнее время их много развелось, только они не как раньше — с разными там арбалетами, а вооружены очень хорошо, у них тебе и пистолеты, и автоматы, нападают на суда, грабят их подчистую, и все. Особенно в южных морях это часто происходило, поэтому у нас решили создать такую службу, как охрана от пиратов. То есть команда чудачков, они должны быть натренированы особым образом, вооружены, и если пираты нападут, то они бросаются вперед — и все, пиратов скрутили и уложили на палубу. Это наш капитан захотел взять с собой в рейс, когда мы шли на Кубу, эту охрану. Капитан у нас все решает сам, раньше он еще хоть с замоплитом должен был советоваться, а теперь вообще как царек стал — что скажет, то и будет. Да это на любом судне так. Капитан же по закону наделен всеми полномочиями — и консульскими, и юридическими. То есть, если на судне что случится, то он вправе судить виноватых сам, прямо в рейсе. Ну и решил он взять эту охрану. А эту охрану по договору надо было кормить, поить, и еще оплачивать их деятельность.

Ну вот, вышли мы в море. А у этой охраны был свой старший начальник, который должен был следить за их поведением, и чтобы все было в порядке. Ну меня эта охрана с самого начала раздражала. Когда мы еще грузились — а я тогда был третьим и отвечал за груз — они все время у меня под ногами путались и мешали. Я хотел одному сказать, чтобы он отвалил, так он меня таким трехэтажным послал, что у меня вообще всякое настроение пропало призывать его к порядку. К тому же он такой здоровый сильный культурист, и рожа у него очень злая. Но это еще ничего. А как только мы вышли в море, они начали жрать! Конечно, они жрали с нами в кают-компании, но еще в перерывах между приемами пищи периодически наведывались на камбуз, а кока они вообще до смерти запугали, и буфетчицу постоянно терроризировали. А потом оказалось, что у них с собой есть солидный запас спиртного, но и на судне тоже обычно спиртное берут в рейс, мало ли что там случится, и еще каждый морячок запасает. Некоторые из нашей команды как выходят в море, так вообще не просыхают, так и заливают за ворот до самого возвращения в родной порт. И они быстро нашли общий язык с нашими алкашами и начали квасить без передыху. Я даже не помню, был ли хоть один трезвый, кажется только я и наш капитан Струнец. Его мы звали Дуралей Иванович, у него была такая отвисшая нижняя губа и короткие ноги. А ведь пароход надо было вести, чтобы он не сел на мелягу и не столкнулся с другими. Но капитан ничего сделать не мог, он, конечно, на них орал и угрожал, что напишет на них докладную, но они ничего уже не соображали.