Морские были - [13]
В глухую темень, когда не видно было даже протянутой руки, Семейка первый услышал грохот прибоя. Словно осыпались где-то далеко груды камня, и все явственней становился этот каменный гром.
Южнее Анадыря, недалеко от корякской земли, крутой гребень подхватил полуразбитый коч и бросил его на скалы…
Десять недель по скалам, по болотным топям, через бескрайнюю заснеженную пустыню пробирался малочисленный отряд Семейки к Анадырю. Страшен был этот путь полураздетых и голодных людей.
Только двадцать пять человек осталось от всей экспедиции, но Семейка знал, что многим и из этих счастливцев никогда не увидеть родных мест.
Ещё тринадцать человек погибло в пути, когда отряд разделился для поисков анаульских кочевий.
У реки Анадырь, в декабрьскую стужу, от которой со звоном трескается земля и реки тундры промерзают насквозь, в жестокий холод и пургу оставшиеся двенадцать человек собрали плавной лес и построили себе жилище.
И когда в жильё загорелась трескучая лучина, Семейка достал хранимую на груди у сердца связку своих бесценных бумаг и принялся писать челобитную в далёкую Москву. Он сообщал о походе отряда, о том, что уже обойдён грозный «Большой Каменный нос» и открыта река Анадырь, о которой рассказывала легенда.
Жила в сердце казака надежда, что если погибнут они все до одного, — этот клочок бумаги с помощью неведомых друзей, быть может, дойдёт по указанному на нем адресу.
Двадцать лет провёл казак Семейка в непрерывных походах, открывая новые земли, реки, горные хребты, неизвестные племена…
В 1662 году в ночлежный дом в Якутске попросился как-то скромный служилый человек.
Хозяин ночлежки удивился: этот вновь прибывший исполосованный шрамами оборванец вёл себя необычно. Он не спросил ни горькой; ни еды, — молча взял ушат, прошёл к колодцу и долго отмывал дорожную грязь. Потом уселся за стол и стал раскладывать какие-то бумаги. Постепенно перед ним оказался целый ворох исписанной пожелтевшей бумажной рвани. Человек внимательно читал, что-то записывал и бережно разглаживал листки на ладони так, словно хотел их согреть.
Заросший нечесанной русой бородой, с лицом, побуревшим от ветра и стужи, с тяжёлыми, натруженными руками и неожиданно ясным задумчивым взглядом синеватых глаз, он показался хозяину подозрительным из-за этих бумажек: может быть, беглый, опасный человек?
В тот вечер в своих тесовых палатах якутский воевода встречал гостей. Были среди них богатые купцы, промышленники, духовенство, — якутская и приезжая знать. В самый разгар празднества воеводе доложили, что в ночлежном доме обитает какой-то подозрительный казак, по видимости, из беглых. У казака того видели какие-то тайные бумаги, которые он никому не показывал, а сам читал и перечитывал целый день напролёт. Что это за бумаги и какими писаны письменами, хозяин ночлежного дома не дознался, так как подозрительный очень уж ревниво их хранил.
— Где же он сейчас, этот бродяга? — встревоженно спросил воевода. — Не бежал ли?
Испуганный дьяк докладывал:
— Нет, весел он и спокоен. К вашему дому идёт.
— Схватить, обыскать, привести сюда! — грозно скомандовал воевода. — С тайными бумагами мне ещё не попадались…
Так случилось, что сверх всех своих ожиданий и надежд казак Семейка предстал перед самим стольником и воеводой Якутского острога и лично ему рассказал о дальнем своём походе вокруг «необходимого» мыса, который он с товарищами обошёл, и здесь же показал чертежи…
Воевода и гости смеялись: какого-то служилого человека они было приняли за важную персону! Да и казак потешен, — о безвестном каменном мысе говорит, будто отыскал там несметные сокровища!
— Накормите в людской и отпустите, — решил повеселевший воевода. — А эти бумаги его пускай в приказную избу передадут.
Сонный дьяк был явно не в духе. Он медленно обернулся, глянул через плечо на Семейку и, некоторое время помедлив, принял его челобитную и чертежи.
— Подумаешь, ещё одна река! — молвил он недовольно. — Мало ли их уже сосчитано в земле сибирской? И что ты за реками да за мысами гоняешься, человече? Ты бы с дюжину соболей, чернобурых или песцов принёс, — вот был бы документ важности первостепенной. Экая важность, ещё один мыс да река!
В пыльный архив на полку, будто камень в воду, канула челобитная казака Семейки.
Но в Якутске в то время находились не только тупой воевода, проныры-купчики да равнодушные дьяки. Немало здесь было отважных, пытливых людей, неутомимых и бесстрашных исследователей Сибири. Для них весть о том, что отряд казаков уже обошёл Восточный мыс, явилась событием огромного значения. Властно позвала она в дорогу новые тысячи русских землепроходцев. Волнующую весть услышали и русские учёные. На картах 1667–1672 годов ими уже был обозначен пролив, отделяющий Азию от Америки.
Вскоре открытие казака Семейки стало достоянием всего мира. Но имя отважного первооткрывателя из-за равнодушия царских чиновников было забыто. Среди учёных неоднократно возникали споры о том, кто же первый прошёл проливом, отделяющим Азию от Америки. Строились различные догадки и предположения. А «отписка» казака Семейки долгое время безвестно лежала в архивной пыли.
