Морская яшма - [27]

Я посмотрела на нее серьезно, потому что хорошо запомнила человека со страшной черной бородой.

— А этот твой призрак, случайно, не лысый?

Она снова удивилась, даже забыла нахмуриться.

— Лысый. А вы откуда знаете?

Я повернулась и быстро зашагала по слегка наклонной палубе к салотопке. Здесь стояла каменная печь, в которую был вмазан чугунный котел. Под ним можно было разводить огонь. Именно здесь вытапливали жир из огромных кусков китовых туш. Мой отец как-то ходил юнгой на китобойном судне. Он говорил, что охота на кита была занятием увлекательным, но он ненавидел, когда наступало время кромсать на куски китовую тушу и переваливать ее на борт. Его тошнило от запаха и вида скользкой от крови палубы. Ходить по морям под парусом означало для него нечто большее, чем участие в подобной бойне.

Возле топки я и обнаружила, кого искала. Чернобородый моряк, которого я в последний раз видела в дверях комнаты капитана Обадии, сидел на палубе, скрестив ноги. Наверное, он спрятался здесь, когда я появилась на палубе у леера. Сейчас он уже не пытался скрыться и поднялся с легкостью морского волка, для которого палуба — дом родной.

Я заметила, что кожа у него на лице словно выдублена ветром — верный признак того, что человек этот недавно из плавания. Он пристально вгляделся, прищурив глаза, в которых вдруг промелькнуло удивление: он узнал меня, хотя видел вчера ночью всего несколько секунд. Мужчина быстро оправился от изумления и теперь смотрел на меня с наигранной самоуверенностью, в которой, однако, сквозила некоторая настороженность,

— Не очень-то у меня получилось притвориться призраком для маленькой леди, — произнес он. — Вы меня разоблачили, мисс.

— Вчера, когда вас увидел капитан Обадия, у него стало такое лицо, словно вы и впрямь привидение, — заметила я сурово.

— Никакое я не привидение, — засмеялся он, не смутившись. — Кому надо, тот меня всегда найдет. Только спросите Тома Хендерсона.

Мне не понравился ни сам человек, ни его манеры. За своей нахальной непринужденностью он явно пытался что-то скрыть.

— Вы знаете, что капитан умер? — спросила я. — Вот чего вы добились своим внезапным появлением. Ваш приход настолько потряс его, что он уже не смог оправиться.

Лицо странного человека стало непроницаемым, словно маска. Трудно было сказать, удивила моряка новость или нет. Он лишь пожал плечами и не ответил. Было очевидно, что кончина капитана Обадии Бэскома не слишком его удручает. Очевидно было и то, что этому человеку уже в тягость мое общество. Он притронулся к виску, отдавая честь — скорее насмешливо, чем почтительно, — и, обойдя меня, вышел на палубу.

— Я, пожалуй, пойду, — бросил он через плечо.

Помахав Лорел, чернобородый спрыгнул на трап, и через несколько минут я увидела, как он уже идет по дороге в город.

Когда Том Хендерсон скрылся из виду, я повернулась к Лорел.

— Что он делал на корабле?

Удивительно, но девочка на сей раз ответила не ломаясь:

— Он сказал, что когда-то служил на "Гордости", еще мальчишкой. И что ему захотелось возобновить с ней старое знакомство. А говорил все это с какой-то кислой миной. Может быть, ему просто нужно было где-то спрятаться. Место, откуда он мог бы следить, что творится в доме капитана. Он как раз наблюдал за домом в подзорную трубу, когда я поднялась на борт.

— Тогда тебе лучше сказать об этом своему отцу, — посоветовала я.

— А зачем? Я никогда ничего отцу не рассказываю, — мрачно проронила Лорел. — Это корабль капитана… — Девочка осеклась, словно до нее внезапно дошло, что отныне больше не следует говорить о капитане в настоящем времени. — Его построил еще дед капитана Обадии, — продолжала Лорел. — Теперь-то он в море уже не выходит, но капитан Обадия содержал "Гордость" в порядке и ни за что не хотел продавать. Он всегда говорил, что ему нужна палуба под ногами и каюта, чтобы глаза его не глядели на этих сухопутных крыс. А в письменном столе в капитанской каюте хранил всякие секретные бумаги. Он сам мне так сказал. И обещал, что когда-нибудь покажет, как открываются потайные ящики.

Лорел сняла руки со штурвала и отвернулась, глядя на спокойные воды гавани. Я с болью в сердце поняла, что она пытается скрыть от меня свое горе, такое глубокое, что я о нем и не подозревала.

— Лорел, мне очень жаль капитана, — сказала я. — Даже передать тебе не могу, как мне его жалко.

— Мы с ним очень дружили. — Девочка отрывисто бросала слова через плечо. — Моя бабка говорит, что это его доконал ваш приезд. Вы заставили его страдать так, что у него сердце разорвалось, и он от этого умер. Ну почему вы не уехали и не оставили нас в покое?!

Я молча досадовала, глядя ей в затылок. Чем опровергнуть такую коварную и злонамеренную ложь? Если капитана и взволновал мой приезд, то моей вины тут не было. А в новых обстоятельствах продолжать настраивать девочку против меня вдвойне глупо и несправедливо.

— Мне бы хотелось как-нибудь поговорить с тобой об этом и объяснить, почему я здесь, — сказала я.

Лорел сгорбилась, подняв плечи. Она отвергала меня, и я понимала, что сейчас не время ее переубеждать. Оставив ее в покое, я вернулась по палубе на широкий закругленный нос, так непохожий на острый и четкий профиль клипера. Там я оперлась о леер, протянув одну руку на бушприт и пытаясь представить себе, что вокруг меня не суша, а океанский простор. Наверное, я сама замечталась не хуже Лорел, потому что не заметила стоявшего среди раскиданных бревен и досок верфи человека, который, запрокинув голову, глядел на меня. Наконец он окликнул меня через неширокую полосу воды.