Морская чайка - [31]

Павлик заикался, давился словами; как видно, он хотел убедить меня, что может быть искренним и верным другом. Он, должно быть, больше всего боялся одиночества. Поэтому так ценил дружбу и не мог жить без нее…

Мы подошли к морю.

— Ладно, — сказал я. — Мы будем все время дружить. И чайку будем вместе кормить. До тех пор, пока не вылечим.

Черное, вымазанное смолой лицо Павлика расплылось в счастливой улыбке.

РАДОСТНОЕ СООБЩЕНИЕ

И вот мы снова идем с дедушкой в море. Теперь я уже настоящий рыбак. Мне все ясно, что будем делать и как будем делать.

Со мной, на носу баркаса, Павлик. Ах, и славный же он мальчуган! Он так подружился со мной, что и на шаг не отступает от меня. Куда я, туда и Павлик. А главное — моя бабушка довольна нашей дружбой. «Павлик — хороший мальчик, — говорит она. — Он ни кошек, ни собак не обижает, и такой вежливый. Поздоровается, если встретишь на улице, да еще и фуражку снимет». Ей не нравилось только то, что он такой черный. Узнав, что он вымазался смолой, превратившей круглолицего, чубатого Павлика в Пятницу, бабушка долго бубнила, ругая Робинзона, а затем начала отмывать мнимого «дикаря» теплой водой. При этом бабушка говорила: «У твоей мамы столько работы, что некогда ей, бедняге, даже за сынком посмотреть. Да и то сказать, нелегко одинокой женщине жить»…

Затем мы с ним ходили в дом отдыха, и Павликова мама прикинулась, что не узнала сына. (А может быть, и в самом деле не узнала?) «Кто же тебя надоумил, Павлик, помыться? Или ты, как Пятница, уже разжалован?»

— А ну его, этого Пятницу, — махнул рукой Павлик. — Я уже не дружу с Робинзоном. Он уже не Робинзон, а этот… Скажи, Даня, кто теперь Робинзон?

Когда мы с дедушкой собрались в море, Павлик тоже попросился в баркас. Дедушка сначала не хотел его брать, но Павлик так просил и смотрел на дедушку такими умоляющими глазами, что даже мне стало его жалко. И я поддержал его:

— Дедушка, Павлик хороший! Он очень любит рыбачить, и он все время один. Возьмите его, дедушка.

Дедушка улыбнулся, неизвестно для чего потеребил усы:

— Ишь какая круговая порука! Вы что ж, подружились, или как? Ну, молодцы. Это правильно — надо поддерживать товарища, помогать ему. А то какой же ты, к примеру, друг, если товарища в беде оставляешь?

И вот Павлик сидит рядом со мной, расцветая от счастья. Прищуренными глазами смотрит он в морскую даль и ни на минуту не умолкает:

— А у меня нет дедушки. И бабушки нет. Никого нет. Вот если бы и мне такого дедушку, как у тебя.

— У меня и еще один дедушка есть, — похвастался я.

Павлик вздохнул.

Мы не успели опомниться, как к нашему баркасу подлетел настоящий военный катер. За рулем сидел молодой моряк, а рядом с ним — пограничники в зеленых фуражках.

Я знал, что мы с мамой живем теперь у самой границы. И уже не раз видел, как то вечером, то утром проходят пограничники с автоматами. Часто их сопровождает большая собака — очень умная и дрессированная. Я всегда завидовал: мне бы такого щенка!

На катере был не простой пограничник, а офицер. Я сразу же — по звездочкам — определил: старший лейтенант. Чернявый, загорелый, он стоял посреди катера, вытянувшись, как часовой, и ни разу не пошатнулся. Тут же, как и офицер, застыл солдат-пограничник.

Только когда катер подошел совсем близко к нашей моторке, старший лейтенант, подавая через борт руку моему дедушке, поздоровался и спросил, улыбаясь:

— Как улов, Козьма Иванович?

— Ничего, не жалуемся, товарищ Малимонов. Вчера немного взяли и сегодня думаем кое-что взять. Надеемся, что скумбрия пойдет, — понизив голос, как бы для того, чтобы не услышало море, с таинственным видом ответил дедушка.

— Да, уже пора и скумбрии появиться, — согласился старший лейтенант. — Закурим?

— Спасибо, у меня свой — крепенький.

— А вы попробуйте наших флотских.

— Разве что для интереса…

И к портсигару старшего лейтенанта потянулись руки рыбаков. Он щедро одарил всех. Катер и наш баркас между тем вертелись на месте.

— А у вас как? — Дедушка пристально взглянул из-под тяжелых бровей на старшего лейтенанта.

Офицер глубоко затянулся папиросой, окинул прищуренным взглядом горизонт, сказал неторопливо:

— У нас, как всегда, Козьма Иванович: стоим на страже, смотрим в оба…

— Дело такое, — согласились рыбаки. — Надо смотреть…

Старший лейтенант немного помолчал, подумал. Я почувствовал, что не зря, совсем не зря он к нам подъехал. Он почему-то волнуется, хотя и не выдает своего волнения. Что, если враги хотят на наш берег выползти?

И я сам внимательнее посмотрел в море: нет ли там чего-нибудь подозрительного? А старший лейтенант и на самом деле сказал дедушке:

— Посматривайте и вы, Козьма Иванович!

Глаза дедушки стали суровыми:

— Тревожно?

— Ничего такого особенного, но почему-то вертятся поблизости. Одним словом, есть подозрения.

— Добре, товарищ Малимонов. Мы не дремлем.

Старший лейтенант сказал что-то мотористу, и военный катер внезапно вздрогнул, запыхтел, зарокотал, взволновав позади себя воду. Дедушка оттолкнулся веслом от катера. Старший лейтенант откозырял.

— Желаю здоровья! — крикнул он.

— Будьте и вы здоровы! — так же громко ответил дедушка, глядя вслед удаляющемуся катеру.