Морин и Клифф - [11]

— Это не твоё письмо. Ты не имеешь никакого права его…

— Какое письмо?

— Вот это письмо.

— Я не вижу никакого письма. Я вижу чистый лист бумаги.

— Но… Слушай, ты думала, что это письмо Габриэлле. И, тем не менее, сняла его с доски.

Ее улыбка стала еще более противной.

— Нет, я знала, что это не было письмом. И в этом вся суть.

— Ха?

Она объясняла, а мне хотелось расцарапать ей рожу. Бедная маленькая Габриэлла посылала письма сама себе, только чтобы получать почту, как все другие — и Джорджия это обнаружила. У обеих девочек была работа в кампусе, которая держала их допоздна. Джорджия видела, как в конце прошлой недели Габриэлла подошла к доске, оглянулась по сторонам, и прикрепила письмо. Она стащила записку и уволокла её, чтобы узнать, кому писала Габриэлла — и обнаружила, что она адресована самой Габриэлле.

Бедная Гэбби! Неудивительно, что я никогда ни с кем её не видела. У неё никого не было.

Джорджия облизнула губы.

— Разве не прелестно? Вот умора! Этот огрызок пытается убедить нас, что она у кого-то имеет успех. Пожалуй, я напишу ей здесь настоящее письмо — пусть знает, что никого не одурачила.

— Ты не посмеешь!

— Ой, не будь занудой! — Она прикрепила листок обратно, воткнув гвоздь в старое отверстие. — Впрочем, я придержу этот вариант, пока не придумаю кое-что получше.

Я схватила ее за руку.

— Только тронь ее письма еще раз, и я…

Она стряхнула мою руку.

— И ты что? Скажешь ей, что знаешь, что её письма — фальшивка? Хотела бы я посмотреть на это!

— Я скажу Декану — вот что! Я скажу Декану, что ты вскрыла письмо Габриэллы.

— Вот как? Ты тоже в него заглянула!

— Но это ты мне его вручила!

— Я? Мое слово против твоего, сладкая булочка.

— Сс…

— А будешь трепаться, весь кампус узнает о поддельных письмах Габриэллы. Подумай над этим, — и она ушла.

Я была столь тиха на пути домой, что Папочка спросил:

— Неприятности, Падди? Завалила тесты?

Я заверила его в обратном — мой академический статус был вполне удовлетворителен.

— Тогда почему траур?

Прежде чем я ответила, Папочка предупредил меня, что согласно Первому Закону Джунглей у профессорского детеныша нет автоматического доступа к профессорско-преподавательскому составу.

— Но, Папочка, ты же — профессор!

— Студенческий материал, да? Лучше попотей над ним самостоятельно. Удачи!

Маме я тоже ничего не сказала, потому что с Мамой свободный разговор невозможен даже чисто теоретически. Я ничего не сделала, и только молча переживала. Бедная Габриэлла! На следующее утро она сняла свое «письмо» с доски объявлений, и при этом выглядела радостной — а мне хотелось плакать. А когда я увидела ухмылку на лице Джорджии Ламмерс, я почувствовала в себе неодолимое стремление к убийству с нанесением тяжких увечий. Следующее «письмо» пришло в пятницу, и мне хотелось крикнуть ей, чтобы она не трогала его. Но я не смела.

Всё это походило на бомбу замедленного действия — наблюдать жалкое притворство Габриэллы и знать, что Джорджия собирается его разрушить, как только придумает что-нибудь достаточно мерзкое.

Я посетила офис Регистратора в понедельник, не для того чтобы повстречаться с Джорджией — хотя я и не могла избежать ее — а потому что я — репортер от первокурсников для нашего «Глашатая». Одна из моих обязанностей — вести колонку «С днем рождения». Я просматривала файлы, отмечая даты от этой пятницы до следующего четверга. Имя Габриэллы обнаружилось в пятницу, и я решила послать ей поздравительную открытку через доску объявлений, пусть хоть на этот раз она получит настоящее письмо. Следующей я внесла в список имя Бан (Булочки) Петерсон. Ее день рождения совпадал с днем рождения Габриэллы. Булочка — президент Студенческого Совета, капитан команды болельщиц и почетный капитан футбольной команды. По-моему, с ее стороны просто позорно захапать себе еще и день рождения Габриэллы. Я решила, что Габриэлла получит настоящую хорошую открытку.

Когда я закончила, Джорджия схватила мой список и спросила:

— Ну, и кто у нас состарился?

Я ответила:

— Ты, — и забрала список обратно.

Она сказала:

— Не становись слишком большой для своей круглой шапочки, первокурсница! — а потом спросила — Идешь на вечеринку Бан Петерсон? — и тут же добавила, — Ох, я и забыла — она же только для старшекурсников.

Я посмотрела ей прямо в глаза:

— Двойной коктейль против обсосанного леденца, что ты тоже не идёшь!

Она не ответила, и я с достоинством удалилась.

Я была страшно загружена на этой неделе. Младший растянул себе руку, Мама отбыла на два дня, и дом держался на мне, кот подцепил паразитов, а я печатала курсовую для Клиффа. Я не вспоминала о Габриэлле до самого пятничного вечера, пока не остановилась у доски на случай, если появится письмо от Клиффа.

Такового не оказалось, но зато было еще одно из писем Габриэллы, в конверте с ее напечатанным именем. И я вдруг с ужасом осознала, что забыла её поздравительную открытку.

Я размышляла над тем, стоит ли надписать другую, чтобы она получила ее в понедельник, когда услышала: «пссст!» Это была Джорджия Ламмерс. Она жестами показала, чтобы я прошла в офис. Мной овладело любопытство. Я подошла, и она утянула меня внутрь. Во внешнем офисе кроме нас никого не было.