Моргенштерн - [10]

— Чего стоит ваша информация? — Гомес, наконец, счёл возможным вернуться к разговору. — И даже если она чего-то стоит… Вы же должны понимать, какая это чушь. Какие-то русские националисты… Это смешно. У русских нет никаких националистов. Национализм поощряют государства, когда хотят стать сильнее, и готовы ради этого пожертвовать управляемостью. Русские своих националистов уничтожают, потому что управляемость им важнее. Есть несколько клоунов, которые потешают народ. Я знаю их всех, они совершенно безопасны. Нет, нет, это невозможно. Скорее всего, какая-нибудь мелкая московская тварь хочет денег, и пытается нас обмануть. Ещё раз: русским верить нельзя.

Человек в красном кресле пожал плечами.

— Возможно, это так, — спокойно ответил он. — Но я не имел в виду какую-то националистическую организацию. Это маленькая группа, собранная для выполнения одной-единственной задачи. Такие группы практически невозможно отследить. Нам просто повезло. Вы когда-нибудь имели дело с господином Миниха из российской Комиссии по науке?

Гомес с облегчением расхохотался. Он смеялся долго, утирая слёзы.

— Это он пытался иметь дело со мной, — наконец, выговорил он. — Безмозглый уродец в клетчатом костюме. Господин Миних готов продать свою маму за десять долларов. Можете спать спокойно.

— И, тем не менее, нам известно, что кое-кто из окружения Миниха имеет специфический интерес к спутнику… — попытался развить тему серый человек.

— Оставьте это дерьмо в покое, — Гомес демонстративно зевнул. — Его окружение — такие же обезьяны, как и он сам. У вас есть что-нибудь ещё?

Российская Федерация. Ближнее Подмосковье.

— Значит, так, дочка. С этого момента ты делаешь только то, что я тебе скажу.

— Мне Гера звонить будет, — промямлила Яна, прожёвывая масляную печеньку.

— Забудь, дочка, — Ольга Марковна сделала скучное лицо, означающее, что вопрос решён и дальнейшему обсуждению не подлежит.

На кухне заворчал вскипающий чайник.

Марковна всю жизнь была для Яны «тётей Олей» — доброй, толстой, сварливой, обожающей возиться на кухне со всякой хитрой выпечкой. К тому факту, что старуха почти всю жизнь проработала в известной конторе, ведающей безопасностью советского, а впоследствии российского государства, Яна относилась именно как к факту — то есть без особого интереса. Впрочем, когда у неё возникали проблемы с этим самым, Марковна помогала. Особенно в последний раз, когда Яна умудрилась по обкурке напороться на патруль — а у неё с собой было: и трава, и это самое. Тогда Марковна решила проблему одним звонком в мусарню.

Сейчас, правда, не тот случай. «Это служба так уж служба, тут нужна моя вся дружба» — вспомнился Яне стишок из «Конька-Горбунка», которого она в детстве обожала и помнила наизусть.

Тётя Оля пододвинула к себе чашечку костяного фарфора, помочила губы, потом с неудовольствием отставила её в сторону.

— Остыл. Яночка, завари свеженького, что-ли.

Яна поплелась на кухню, где уже вовсю булькал, дребезжал крышкой и пускал в потолок струи пара здоровенный чайник. Это желтоэмалевое сооружение с красной звездой на боку тётя Оля привезла из чехословацкой командировки — как и полотенчико с надписью «Ruda Hvezda». Яна не удержалась, посмотрела: полотенце, за ветхостью разжалованное из ручного в кухонное, всё ещё висело на крючочке в ряду таких же полотенец. Марковна была прижимиста, вещи у неё жили долго.

У Марковны были твёрдые понятия о том, как нужно делать жизненно важные дела. Например, есть. Есть нужно было непременно за столом. Еда должна лежать на тарелке и быть горячей — иначе это не еда никакая, а баловство. Читать за едой категорически воспрещалось. Есть полагалось чинно, без лишней суеты, и непременно молча: все разговоры начинались за чаем. Чай полагалось пить без сахара, но со сладостями. Курить во время трапезы, опять же, запрещалось абсолютно. И так далее.

Яна, конечно, помнила, что Ольга Марковна Бенеш, названная в честь святой равноапостольной русской княгини своим отцом, сентиментальным славянофилом и чешским патриотом (в те времена подобное сочетание ещё не казалось странным), родилась в Праге, а раннее детство провела в маленьких сонных городках на юге Франции. Вкус второго — после водки — русского национального напитка Ольга Бенеш узнала уже в Сибири. Тогда он показался ей отвратительным, как и вся эта страна в целом.

Однако на склоне лет Марковна, что называется, обрусела.

Девушка ошпарила кипятком заварочный чайник. Достала с верхней полки облупившуюся синюю жестянку с заваркой и щедро всыпала три столовых ложки: тётя Оля любила покрепче. Потом она залила кипятком треть чайника, накрыла крышечкой, и в который раз подумала, что влипла.

Как же у неё в жизни всё получается по-дурацки. Девки с курса уже повыскакивали замуж за молодых и перспективных, а она всё занималась какой-то наукой. Потом вступило в голову, что надо устраивать семейную жизнь. Устроила, дурища. Хорошо хоть, детишек не наделали — да и расстались, что ни говори, вовремя.

Не забыть ещё долить воды. Вот так. Теперь хорошо.

Теперь Герман. Скажи себе честно, сучка: он не твой мужчина. Просто — не твой мужчина. И — чего уж там — ты его ведь больше не хочешь. Раньше хотела, а теперь нет.