Мореход - [50]

Удалось и нам добыть одну серебристую акулу. Однажды поймав три больших трески и полбочки сельди, мы свернулись и взяли курс на берег. Одну из рыбин решил не продавать, а оставить себе, а чтобы не тащить домой лишний вес, задумал отрезать и выбросить за борт голову, которая занимала треть объёма и выпотрошить. Уже склонился и заворачивал в парусину очищенную тушку вместе с огромной печенью, когда Илана взволновано воскликнула:

— Рэд, смотри!

Приподняв голову и выглянув в море, метрах в десяти за баркасом увидел резавший волну серебристый плавник.

— Ох ты, тьма космоса, — выругался, и выхватил из‑под рубашки игольник, но холодный расчёт взял верх, и уже более спокойно спрятал его обратно, после чего открыл кофр со сложенными снастями.

Сверху на борту подсыхало пятнышко крови, которое капнуло с рыбьих потрохов, и мне стало ясно, откуда взялось это чудовище, которое и не думало отставать, наоборот, нарезало круги вокруг баркаса. Зарядить гарпун в пневматическую винтовку, подсоединить к нему мононить с сигнальным буем и взвести затвор, заполнив камеру порцией сжатого воздуха, составило секунды времени.

Из этой винтовки довелось стрелять лишь дважды. Давно это было но, помнится, папа говорил, что при такой стрельбе вода преломляет изображение, и истинное местонахождение объекта смещено, что ж, надо пробовать. И вот, плавник акулы снова объявился со стороны кормы и стремительно двинулся курсом мимо правого борта.

Прижав винтовку к плечу, стал выискивать убойное место поражения, но с рыбой не всё так просто, особенно с акулой. Солнечные блики на волне смазывали очертания тела, но жаберные щели были все же заметны, поэтому, вынес упреждение и нажал на спуск. Гарпун мощно пронзил волну и почти полностью проник в тело хищника, который резко ушёл на дно, а следом из бухты стала быстро утекать мононить. Вот исчезли последние витки, захватив и вместе с собой утопив сигнальный буй, который буквально через несколько секунд всплыл. От соприкосновения с водой сработала система разблокировки клапана капсулы, содержащей сжатый воздух, и теперь он стал большим, двухметрового диаметра. Но даже в таком виде усилиями мощного хищника он периодически притапливался до половины.

Для акулы движение — это жизнь, её надо остановить, тогда она погибнет. И хорошо, что гарпун вонзился под углом в жаберные щели, это поспособствует скорейшему её усыплению. Минут через двадцать буй перестал хаотически танцевать на волнах и успокоился. Мы к нему подошли и зарифили паруса, тем временем я замкнул на мачте лебёдку, направив консоль перпендикулярно корме. После этого зацепил под буем мононить, идущую от гарпуна, и посредством специально для этих целей приспособленного карабина соединил её с мононитью лебёдки.

Акулу на буксире не потащишь, у неё отрицательная плавучесть и нет воздушного пузыря. Таким образом, этого четырехметрового монстра пришлось вытащить на борт, а морду привязать к мачте. Правда, хвост так и свешивался с кормы.

Наше прибытие к причалу рыбного рынка на присутствующих произвело неизгладимое впечатление. Мы, конечно, гарпун из тела хищницы изъяли, а прочие снасти спрятали, но то, каким образом она была затянута внутрь баркаса, не понял никто. Тогда нам за неё предложили пять золотых зеола, и я согласился даже без торга. Правда, несколько позже выяснил, что лишь за одну акулью печень, из которой лекари делают какое‑то лекарство, платят не меньше двух с половиной зеола, но я этим фактом совершенно не расстроился.

Люди и раньше поговаривали, что мол, этой самой молодой в посёлке семейке помогает бог морской стихии Горон, и частенько допытывались, как, где и чем мы ловим треску, но мы всё отшучивались. Здесь народ к богам относился серьёзно, а увидев, что мы постоянно посещаем храм Горона, в отношении нас сформировали однозначное мнение и вопросов больше не задавали. А мы так и поддерживали имидж ярых поклонников морского бога и его любимчиков.

Лето подошло к концу, у дома поспел виноград, а в саду начали желтеть зелёные цитрусовые. На море увеличились гребешки волн, предвестники периода штормов, а рыба стала уходить от берега, мигрируя в другие районы океана. Рыбацкие уловы становились всё меньше, и рынок переходил на речную рыбу. Вот и мы в один прекрасный день вместо трески и сельди поймали десяток штук морского окуня и на этом всё.

Народ готовился к лову белой рыбы, которая вот–вот должна была хлынуть в реки на нерест, но мы решили в данном деле не участвовать. Всё же это коллективный промысел, требующий наличия специальных сетей и неводов, а напрашиваться к кому‑то в артель или путаться под ногами, посчитал неправильным. Ведь давным–давно все рыбные места поделены, а залезть на чей‑то чужой участок реки, это всё равно, что забраться в чужой дом.

Мой дедушка на этот счёт говорил так: «Не зная броду, не лезь в воду». Вот и мы не полезли. Стали чаще выезжать лошадей, а проведав «свою» заводь и увидев тысячные стаи птиц, которые облюбовали её, как место отдыха на перелётах, полностью переключились на охоту. Брали палатку и через день выезжали с ночёвкой, в результате, за две докады набили сорок три гуся, весом от четырёх до пяти килограмм, а на утку даже не охотились.