Море в ладонях - [81]
— Пожалеешь. Подумай!
Юрка Пат заслонил собой Таню:
— Последние выбью, отваливай!
Дружки Зуба стояли в стороне, и Зуб решил на сей раз отступить. В ту же ночь после танцев за клубом кто-то избил бульдозериста из СМУ. Возможно, спутали с Юркой.
Назавтра, по окончании работ, Миша Уваров, Таня и Люда Бежева пошли в барак новоселов. Староста собрал своих подопечных возле барака, усадил на штабели досок и брусьев. Картина была не из приятных. Впереди Федька Зуб, Севка Склизкий, Жора Червонный. Жоре не хватает только цилиндра. На нем костюм-тройка, из нагрудного кармана кокетливо-выглядывает белый платочек. Затаенную пытливую улыбку Червонного трудно не уловить. Она деланная, как золотая коронка на переднем зубе. В руках Червонного ножницы для ногтей. Ими он орудует мастерски. Подстрижет и обточит ноготь. Они у него длинные, овальные, красивые, как у женщины. Федька Зуб и Севка Склизкий одеты проще, но тоже выгодно отличаются от тех, кто за ними в спецовках и ватниках, в помятых шароварах, давно не стиранных косоворотках. У передней троицы стрижка под бокс. Остальные в шапках и кепках. Волосы не настолько отросли, чтоб обнажать головы, подчеркивать свою недавнюю принадлежность к местам не столь отдаленным.
— Товарищи! Мы пришли к вам, чтоб откровенно…
Не успел Миша обрести твердость в голосе, как Червонный хихикнул, Склизкий и Зуб рассмеялись погромче и сразу же кто-то сидящий за ними крикнул:
— Нашел товарищей!
— Я говорю, что мы пришли к вам за тем, чтоб рассказать, где вы и что здесь за стройка.
— Скажи, начальник, скажи, — вставил Зуб. — Больно темные мы…
— Наша стройка — это одна из замечательных строек Сибири!
— А девчонки у вас невежливые, — громко зевнув, констатировал Склизкий.
— Об отношении к девушкам поговорим потом. Ясно?! — повысил голос Миша.
— Зачем потом? Давай сейчас! Нам это больше подходит.
— Давай! — закричал кто-то из-за спины Червонного.
— Давай!
Люда Бежева отступила за Таню. Как не хотелось идти ей сюда, к этим хулиганам. Таня забыла, кто перед ней. Гнев охватил ее. Так бы и наплевала в эти нахальные морды, что в первом ряду. Жора Червонный, оставив в покое ногти, мерил ее наглым взглядом. Этот взгляд красноречивей всего раскрывал его мысли.
— Я попрошу тишины, — сказал Миша.
Стоявший рядом староста, здоровенный мужчина лет тридцати пяти, крикнул раскатисто, басом:
— Хватит, робята, послушаем!
— Пускай говорит! — поддержал кто-то.
— Довольно! Наслушались!
Таня не вытерпела, шагнула вперед:
— Ну вот что, уважаемые. Приехали к нам на стройку — ведите себя, как люди!
— А мы что, кони?
— Похуже!
Таня не думала им грубить, но так получилось. Сразу же загалдели и закричали те, кто молчал до сих пор.
— Гони ее в шею, гони!
— Стерва нашлась.
Червонный вскочил, поднял руку:
— Спокойно, граждане, спокойно! Зачем такой резонанс? Пусть девочка выскажется!
— Да что с ними говорить, — повернулась Таня к Мише. — Не хотят вести себя как надо, завтра поставим вопрос перед дирекцией. Пусть их отправят туда, откуда взяли.
«Мероприятие» было сорвано. И Миша вдруг растерялся:
— Не волнуйтесь, девушки, не волнуйтесь.
Но Люда, напуганная до смерти, тащила Таню за руку:
— Идем, идем…
Тане ничего не оставалось, как последовать за подругой. А «граждане», надрывая глотки, давились смехом, улюлюкали вслед, свистели.
Миша экстренно собрал комитет комсомола.
— Очень плохо получилось, товарищ Коренева, очень плохо. Надо иметь выдержку.
— Надо быть мужчиной! — отрезала Таня и покраснела. Она поняла, что хватила лишку.
Миша с ожесточением протирал очки, что с ним бывало в минуты сильных волнений.
— Значит, я во всем виноват? Так?
— Да что ты на самом деле пристал.
И Таня едва сдержалась, чтобы не заплакать.
Юрка Пат обвинил тоже Мишу:
— На такие дела кто с девчатами ходит?
— А что девчата хуже ребят? — обиделась Люда и тоже шмыгнула вздернутым носиком.
— Не в этом дело! Идете к блатягам, как к теще на блины. Скажите спасибо — отделались хорошо.
Хоть Юрка и говорил с чувством явного превосходства над всеми, но каждый понял — одессит прав, прислушаться стоит…
Между тем и Жора Червонный по-своему оценил Таню:
— Ничего пташечка, — заявил он дружкам, — хороша на ночку.
— Занудистая очень, — вставил хлипкий здоровьем Склизкий.
— Это пока митингует, а в горизонтальном положении все бабы есть бабы…
Червонный, Склизкий и Зуб лежали в ельнике, метрах в двухстах от своего барака, пили водку, закусывали докторской колбасой и корейкой.
— Метнем? — сказал Червонный, доставая колоду новеньких карт.
У Склизкого в кармане рублей тридцать, не больше, у Червонного — сот пять — на днях сорвал куш, обыграл его и Зуба начисто. Но Склизкий знает — Червонный играет азартно и опрометчиво, когда подопьет, денег не жалеет. С трезвым играть рискованно — обыграет.
— А ты как, Федя? — спросил Склизкий Зуба.
— Я что, только у меня не проси, играй на свои. Ни копейки не дам.
Червонный вскрыл каждому по карте. Банковать выпало Склизкому — счастливая примета. Склизкий лихо допил из своего стакана, схватил колоду карт, объявил:
— В банке трешка.
— На все, — сказал Зуб и… перебрал.
— На петушка, — сказал Червонный, и тоже перебор.
В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.
Одна из основных тем книги ленинградского прозаика Владислава Смирнова-Денисова — взаимоотношение человека и природы. Охотники-промысловики, рыбаки, геологи, каюры — их труд, настроение, вера и любовь показаны достоверно и естественно, язык произведений колоритен и образен.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые — журн. «Новый мир», 1926, № 4, под названием «Московские ночи», с подзаголовком «Ночь первая». Видимо, «Московские ночи» задумывались как цикл рассказов, написанных от лица московского жителя Савельева. В «Обращении к читателю» сообщалось от его имени, что он собирается писать книгу об «осколках быта, врезавшихся в мое угрюмое сердце». Рассказ получил название «Сожитель» при включении в сб. «Древний путь» (М., «Круг», 1927), одновременно было снято «Обращение к читателю» и произведены небольшие исправления.
Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!