Море в ладонях - [57]

— Ты когда летишь? — спросил Пономарев.

— В семь тридцать утра.

— А я в одиннадцать вечера. Хочу съездить на тракторный. Говорят, у них конвейерная нитка налажена по последнему слову техники. А мой автомобильный требует реконструкции. С будущего года новую марку будем осваивать.

Пономарев был членом ЦК, секретарем обкома одного из крупных промышленных центров Зауралья, котировался как опытный партийный руководитель, знал хорошо покойного Бессонова.

— Я все хотел спросить насчет Байнура. Нужно ли было садить целлюлозный завод, как вы говорите, на этом священном море?

Виталий Сергеевич не удивился. Такие вопросы ему задавали и другие участники совещания.

— В двух-трех словах всего не расскажешь, — ответил он. — Занимаюсь давно этим делом. История необычная. Много сторонников, много противников. Не так все просто, как иногда думается…

И Виталий Сергеевич рассказал о поездке в Еловск, о Крупенине, о тех трудностях, с которыми пришлось столкнуться за последнее время, помянул добрым словом Бессонова. Ему нужно было давно поделиться с кем-то, и он говорил, как на исповеди, зная, что перед ним человек думающий, опытный.

Подошла официантка, сделали ей заказ, решили распить бутылку сухого.

— Действительно, там у тебя заваруха приличная, — заговорил Пономарев. — Не обижайся, но вот что скажу: на мой взгляд, напрасно ты забираешься в производственные вопросы. Как ни говори, но в данном случае тебе больше надо работать с кадрами, с людьми. Разумеется, контролировать выполнение государственного плана ты обязан. Но решать за хозяйственников производственные вопросы я бы не стал. Есть ведомства, главки, комитеты, министерства, на них и возложены эти вопросы. А ты даешь возможность хозяйственным руководителям прятаться за твою спину. Фактически возлагаешь на партийные органы несвойственные им функции…

Пономарев смолк, посмотрел Ушакову в глаза.

— Продолжай, продолжай, — сказал Ушаков.

— Смотри, что получается: один говорит — строй, другой — не надо. Один инженер — за, другой — против. Мнения ученых тоже расходятся. Так или иначе, но каждый из специалистов подкрепляет свою точку зрения весомыми доказательствами, научными выкладками. А ты склоняешься то на одну, то на другую сторону. Байнур не затхлая лужа — национальное достояние народа. О его судьбе нужно думать в высоких научных инстанциях. И тот же Крупенин не самостоятельно решает проблемы использования Байнура. Даже ему не позволено это…

Ушаков задумался. Пономарев был по-своему прав. Действительно, зачем секретарю крайкома лезть в сугубо производственные дела. Однако он тут же вспомнил другое, не без горечи возразил:

— Когда летел с Дальнего Востока сам, паршивое настроение у него было. Ни с кем не хотел разговаривать, а меня спросил: «Не завалишь пуск целлюлозного?» Вот и мудри: твоя или не твоя это обязанность…

Пономарев задумался. Он сочувствовал Ушакову. С тем человеком, о котором сказал Ушаков, — нелегко. Тот, как одержимый, мчался сегодня в Киев, завтра на Кубань, послезавтра в Свердловск. Кипучая деятельность обуревала его. Сегодня он «жал» на мясо и молоко, завтра — на подъем целины, послезавтра — на большую химию… Вначале и самому Пономареву казалось, что так и надо, но позднее чувство досады закралось в душу. Реальны ли были прогнозы, все ли продумано, взвешено? А Крупенин с его генеральными планами и прожектами, как не кто иной, пришелся ему по душе.

— Но где гарантия, что завтра тебе не скажут: куда ты смотрел? — спросил он Ушакова.

— И так может случиться.

— Вот именно.

И Пономарев рассказал, как однажды имел уже дело с Крупениным. Область, которую он возглавляет, не богата лесами. Их едва хватает для собственных нужд. Строить крупный лесопромышленный комплекс лишь потому, что места там обжитые, развита сеть железных и автомобильных дорог, было бы невежественно. Лесхозы и так с трудом справлялись с воспроизводством лесных угодий. И Пономарев не пошел на поводу у Крупенина. Лицо его области — машины, станки, чугун, тракторы… Дошло до ЦК, и Пономарев доказал свою правоту. Он готов варить сталь и строить новые домны, но к чему ему ЛПК, если лес придется возить из Сибири.

— Думай, старина, думай, — сказал он Ушакову. — Жизнь такова, что рано или поздно — наносное отметет, хорошее — упрочит…

Слова Пономарева бередили душу до самого вечера. Вечером Ушаков решил пройтись по главному проспекту чужого сибирского города. Город нравился ему. Улицы широкие, обновленные. Дома в четыре, пять и в девять этажей. Народ не спешит, одет хорошо. Витрины кинотеатров и магазинов броские. Скоро зажгутся огни. Вечер был теплым, и вовсе не думалось, что где-то за городом, в березовых и сосновых рощах притаилась осень… В Бирюсинске не выйдешь вот так. Там на каждом углу тебя встретит знакомый, а здесь затеряешься. Здесь прежде всего ты прохожий, и никто не обращает внимания на тебя.

Виталий Сергеевич зашел в магазин, потолкался возле прилавков. Пять, шесть сортов колбасы. Мяса тоже достаточно. Появились и фрукты. Есть свежая рыба. В отделе вин — бутылки все больше высокие, с нарядными наклейками.

Из магазина он пошел в сторону кинотеатра. Взглянул на рекламу «Великолепная семерка». Раз десять его спросили о лишнем билете. Он зашел в «Соки и воды», отважился «похулиганить», встал в очередь, попросил бокал шампанского. Ему любопытно и радостно было стоять с теми, кто пил небольшими глотками вино, не кланялся с подчеркнутой почтительностью, не льстил, держался непринужденно, видел перед собой не должность, а человека.