Море в ладонях - [127]

Он приходил в институт раньше многих, своих подчиненных. Он даже знал, что по этому поводу сотрудники института нередко острят в его адрес. Зато никто из его помощников и начальников отделов никогда не опаздывал на работу, но никогда и не задерживался после звонка. Исключение составляла Люба — курносая девочка, секретарь-машинистка, двадцатидвухлетняя ученица девятого класса вечерней школы. Люба очень держалась за место, и только она одна знала, как много работает Модест Яковлевич, знала, как трудно ему.

К удивлению Мокеева, в приемной был уже посетитель. Мокеев мельком взглянул в лицо паренька, которого где-то он встречал, сказал Любе: «здравствуйте» и скрылся за высокой двустворчатой дверью, обитой дерматином.

— Пока нельзя, — остановила Люба Мишу Уварова. — Модест Яковлевич просмотрит все телеграммы и срочную корреспонденцию, потом позвонит.

Она не допускала и мысли, что Мокееву вздумалось вдруг включить внутренний селектор.

— Выходит, на вашей стройке одна молодежь? — продолжала она разговор со своим собеседником.

— Почти. Подумайте, не пожалеете. Десять классов можно закончить и у нас. Еще не поздно поступить в школу профессионально-технического обучения. Станете эксплуатационником. А там в институт — на заочный… И хочется вам здесь прозябать?

Мокеев выключил селектор. «Вот еще агитатор, — подумал он. — Так придешь на работу, а вместо Любы на ее столе заявление об уходе». Он нажал на кнопку звонка. В дверях появилась Люба.

— Кто там? Пускай заходит!

— Секретарь комитета комсомола Еловского целлюлозного товарищ Уваров Михаил Григорьевич, — доложила Люба.

Чтобы не ставить начальство в неловкое положение, Люба умела, и не без чувства такта, в ходе предварительного разговора уточнить, откуда посетитель и кто он.

«Михаил Григорьевич, — про себя передразнил Мокеев, — усы еще не пробились, а он уже Михаил Григорьевич!»

— Я к вам по делу, — не получив приглашения сесть, сказал Миша.

— Садитесь, товарищ Уваров, слушаю вас.

— Дело в том, Модест Яковлевич, что комитет комсомола стройки намерен в этом месяце провести большой комсомольский актив строителей. У нас много своих недостатков, но есть вопросы, которые не решить без вас. Хорошо, если б вы согласились выступить на активе…

— Довольно странно. — Голос Мокеева прозвучал оскорбленно. — В Советском Союзе десятки организаций, с которыми связан наш институт. Сегодня я поеду в Еловск на собрание, завтра в Хабаровск, послезавтра в Петрозаводск или в Полтаву, а работать кто будет?! Нет уж, пожалуйста, увольте. У себя разберитесь сами. А нам, в крайнем случае, пришлите свои пожелания. Вот так, товарищ Уваров!

Но Миша не собирался сдаваться:

— Во-первых, мы с вами организации одного профиля и, стало быть, должны работать в творческом контакте. Во-вторых, если вы заговорили о союзных масштабах, то недостатки, присущие нашим взаимоотношениям, наверняка типичны.

«Врезав» такое, Миша нахмурился. Он сам не ожидал, что будет говорить подобными фразами. Но прежде чем ехать сюда, он поделился мыслями об активе с Кореневым, советовался о том, кого следует пригласить. И теперь, почувствовав первые затруднения, Миша готов был умереть, но решение комитета отстоять. Битым в Еловск он больше не возвратится.

— Молодой человек, я не сомневаюсь, что вы затеяли интересное и полезное дело. Однако позволю себе напомнить: институт вам не подотчетен…

— Именно полезное, Модест Яковлевич…

— Вот и проводите ваши мероприятия с огоньком. Мобилизуйте ребят и девчат на досрочное выполнение принятых обязательств.

«Ханжа», — окрестил Миша Мокеева.

— Мы уже брали не раз обязательства, а ваш Гипробум срывал нам их. Мы берем новые, устраиваем авралы, занимаемся штурмовщиной, дезориентируем, обманываем ребят. У нас есть принципиальные вопросы к вам, и мы бы хотели поставить их на активе… Мы с вами одно дело вершим — коммунизм строим! Так почему вы боитесь нас?! Может, вашему сыну или дочери придется жить в нашем городе!

Миша покраснел. Возможно, «ввернул» он лишнее. А что если у этого человека нет и не было своих детей?

Едва скрыв раздражение, Мокеев иронически уточнил:

— Михаил Григорьевич! Так, кажется? Не путаю? Не надо громких фраз. Я не девушка. И еще добавлю: всего два часа назад разговаривал с начальником вашей стройки…

— Леонид Павлович коммунист, он понимает нас, — вставил Миша.

— К вашему сведению, я тоже коммунист. Но если комсомольские организации будут не помогать нам, а поставят перед собой задачу контролировать нас, то что из этого получится?

— Мы не собираемся контролировать вас, на это есть партийные и советские органы. А мы просим выслушать, понять наши нужды и беды, рассказать, на что можем рассчитывать. Пригласим и секретаря вашей комсомольской организации. Общее дело от этого не пострадает. Скоро краевой актив комсомола. По поручению молодежи стройки, будут выступать на активе…

«Не хватало, чтоб имя мое трепали на ваших активах, — с досадой и болью подумал Мокеев. — Веселые времена. Такой дурак в крайком попрет и в ЦК напишет».

— Ну хорошо. Допустим, вы меня убедили. Только учтите, я человек занятой, сегодня я здесь, завтра в Москве, в Ленинграде… Меня могут вызвать в крайком, в горком, в исполком краевого Совета. Сам не смогу, главный инженер проекта приедет…