Море в ладонях - [120]

И Мишу охватила такая гордость за своих друзей и товарищей, что он готов был запеть прямо здесь, в кабине крана. Но проявить мальчишество да еще в присутствии члена комитета крановщицы Люды Бежевой он не решился. Пришел он Люде сказать, что едет в крайком комсомола. Пора бы давно получить ответ не только из края, но и из центра. Южный поселок заложен и строится. Строится по-прежнему в деревянном исполнении. Стандартные брусчатые дома собирают за несколько дней. Уже обозначились улицы и кварталы, предан забвению первоначальный план строительства города с многоэтажными красивыми каменными домами, площадями и скверами, дворцами и парками. Нашлись умники, которые поговаривают:

— А что?! Построим Еловск и подадимся на усть-илимскую или красноярскую стройку. Хуже не будет. В этой сырой дыре пусть проектировщики прозябают…

Вот когда вспомнились статьи и споры о неудачном выборе места. Каменный город был бы прочней и выносливей. Не одну сотню лет стоит Ленинград на бывших болотах. А город какой!

Миша звонить в Москву Крупенину не решился. Не решился звонить и Ушакову. Но в крайком комсомола позвонил. Действовал по инстанции.

Вначале ему ответили, что письмо, к сожалению, не рассмотрено, не согласовано. Просили позвонить денька через два. Он так и сделал. И тогда ему объяснили:

— Поставленный вами вопрос не в нашей компетенции.

— Как так?! — кричал в трубку Миша. — А кто его будет решать?!

Делового разговора не получилось.

— Еду! — сказал себе Миша. — Я им устрою!

Ребятам он ничего не сказал, не хотел огорчать, только просил Люду не терять его, а заседание комитета перенести на день его возвращения из Бирюсинска.

Но то, что произошло в крайкоме комсомола, окончательно ошарашило Мишу. Его прежде всего спросили:

— Как вы понимаете свои задачи?

— О каких задачах вы говорите?

— О ваших, разумеется. Не о моих же.

Миша не раз слышал много лестного о том человеке, перед которым сидел, встречался с ним на больших комсомольских активах, но с глазу на глаз разговаривать не приходилось. Теперь эта встреча настолько ошеломила Мишу, что у него стало сухо во рту. Рука сама потянулась к графину, наполнила стакан водой. Но, спохватившись, Миша поставил стакан между собой и хозяином кабинета.

— Сколько у тебя на учете комсомольцев?

Миша ответил.

— Задолженность по взносам большая?

— Нет задолженности.

— А сколько приехало и сколько уехало за последний месяц?

— Около ста человек, — ответил Миша.

— Вот чем в первую очередь надо заниматься. Воспитанием молодежи!

— Жилья не хватает! — сорвался Миша. — Не современный город в двадцатом веке строим, а захудалый поселок из бревен. Наобещали ребятам вагон…

С минуту молчали. Но вот Мишин собеседник встал из-за стола, прошелся по кабинету, остановился напротив:

— Да ты попей. Не стесняйся. Давай поговорим по душам.

В два глотка Миша опорожнил стакан.

— Ну вот, а теперь скажи: ты кто — начальник стройки, главный инженер или комсомольский вожак?

— Я секретарь комитета!

— Тогда зачем влезаешь не в свои дела? Зачем суешься туда, где мало что смыслишь?

— В докладной записке изложено мнение комитета!

— А кто комитетом руководит? Кто отвечает за его работу? Мало ли какие нездоровые мнения могут быть даже среди членов комитета.

Миша недоверчиво улыбнулся:

— Да вы что?!

Обвинить его самого — куда бы не шло. Но комитет?!

Мишин собеседник снова уселся за стол:

— Сколько вокруг вашей стройки было толков и кривотолков! Есть Госстрой, Госкомитет. Это директивные органы. Они решают эти вопросы. Кто дал нам право их подменять? Не думай, прежде чем так говорить, я тоже советовался… Только и не хватает, чтобы комсомольцы стройки мутили воду!

— Это мы-то мутим?

— Да, Уваров! И как вижу, ты первый! А ведь с тебя за все спросим.

— С меня? За что? — нахмурился Миша.

— За нездоровые настроения! Вижу, ты так ничего и не понял!

— А что тут понимать! — Миша встал. — Я к вам с душой, от ребят. А вы, извините, закабинетились…

— Товарищ Уваров, вернись! — крикнули вслед Мише. — Мы не закончили наш разговор!

— И так все ясно! На стройку к нам приезжайте, вот и поговорим. Ребята наши сумеют любому мозги проветрить!..

Скверное, слишком скверное настроение было у Миши после этого разговора. Он вернулся в гостиницу, сложил в балетку полотенце, зубную щетку, бритву, мыло, хотел немедленно уехать в Еловск, но вспомнил, что поезд будет лишь утром. Как был в одежде — плюхнулся на кровать, зарылся лицом в подушку. Со своими горькими думами лежал до тех пор, пока сильный голод не заставил подняться, привести себя в порядок, спуститься в зал ресторана.

Зал был просторен, светел и чист. Легкие квадратные столики на тонких никелированных ножках застланы белоснежными ажурными скатертями. На каждом столике ваза с живыми цветами. Блеск хрусталя фужеров и рюмок, удобные кресла-модерн, современная роспись стен, тихая музыка, уют и тепло, вкусные запахи кухни — все это было так необычно в сравнении со столовыми и буфетами Еловска, что невольно заныло в груди. Самое лучшее, что создано на земле, создано руками строителей. Но есть ли время у них на то, чтобы посещать лучшие театры и парки, музеи и рестораны, дворцы спорта и академические библиотеки? Вся жизнь их проходит в палатках и в деревянных времянках барачного типа, среди груд кирпича и камня, траншей и котлованов, песка и глины. Не им ли питаться в таких ресторанах, как этот? Не им ли сидеть в первом ряду театра?