Море в ладонях - [114]

Шрифт
Интервал

Юрка поморщился и застонал. А Андрей вновь заставил его хлебнуть обжигающей влаги. Юрка закашлялся, что-то пробормотал, кажется, выругался.

— Пыхтишь, курилка! — обрадовался Андрей. — По шее тебе надавать, врезать ремнем сыромятным по заднице…

Теперь Андрей верил, что Юрка будет жить. Руки у парня целы, умудрился не отморозить, но а ноги все-таки в сапогах.

Однако Юрка настолько ослаб, что трудно было понять, клонит ли парня в сон или его оставляют последние силы. Главным же было — не дать человеку уснуть, заставить цепляться за жизнь… И Андрей делал все, что мог. Он растер Юрке лицо и руки, расстегнул ворот стежонки. Не то ругаясь, не то шутя, молол разную чепуху, кричал в самое ухо.

А время тянулось томительно медленно. Волчок не мог затеряться, не мог не привести людей. Откуда-то до Андрея донесся шорох, потрескивание. Он огляделся, еще раз прислушался и вдруг догадался, что в оттопыренном кармане стежонки у Юрки транзистор. Приемник молчал, так как был неурочный для передачи час, лишь слегка прослушивался фон.

— Помирать так с музыкой?! — сказал Андрей. — Силен, бродяга!

Вначале отдаленный, отрывками, затем отчетливей и ясней донесся голос Волчка. Волчок появился, визжа и радостно лая. Боясь, чтоб пес не сорвался вниз, Андрей даже прикрикнул на него.

— Ох те мнешеньки! — запричитал дядя Назар. Он приехал с тремя рыбаками. — Загнала нелегкая вас. Да что вы с ума посходили…

— Крепись, парень, крепись, — говорил Андрей Юрке, обдумывая, как лучше опоясать себя и его веревкой. — Скоро в Еловске будешь, а там всей бригадой всыплем…

Известие о случившемся облетело Еловск, как бывает в подобных случаях, с завидною быстротой. Однако толком никто ничего не знал. Андрей ушел в бригаду, да и о том, что произошло на берегу Байнура, не собирался распространяться. Дядя Назар сказал врачу то, что велено было сказать: сняли парня в тайге, со скалы, заблудился…

Испеченных в золе рябчиков Андрей принес Тане вечером, после того как побывал в бригаде. Таня обрадовалась:

— Утром на завтрак отдам их Юрке! Вот будет рад. Какие-то рыбаки отыскали Юрку на берегу Байнура. Я бы каждого расцеловала. Ты узнай, может, это твои!

Наскучавшись в больнице, она говорила и говорила, но все об Юрке. Говорила, какой он хороший, веселый и смелый. Конечно, бывают у парня заскоки, но у кого их не бывает! Зато положиться можно на Юрку во всем — не подведет. С ним можно идти на любое задание… И Андрею, несмотря ни на что, нравилась Танина болтовня. Такой возбужденной и говорливой он давно не видел ее. Сегодня впервые после долгой ее болезни он увидел, что щели Тани порозовели, глаза обрели прежний блеск. Он покорно слушал ее и сидел бы в тепле до утра. Но вот появилась сестра, как белое привидение, молча встала в дверях.

— Приходи завтра и послезавтра, — огорченно сказала Таня. — Какие вы все хорошие, парни. Вас просто нельзя не любить…

«Нельзя не любить», — думал Андрей, устало стуча сапогами о промерзший гравий шоссе. В эти минуты хотелось навсегда позабыть дорогу в Еловск. Но он знал, что не вытерпит и придет… Чего доброго, если даже не позовут, то притащится и на Юркину с Таней свадьбу. Он раб и плебей. Таких следует презирать, обходить стороной…

Но в Еловске ему пришлось быть уже через день. Сезон лова рыбы в этом районе закончился. Летний стан рыбаки ликвидировали. Большие и малые суда для ремонта и на хранение следовало перегнать в Бадан. На одной из рыбачьих лодок Андрей с мотористом замыкали необычное шествие.

Еще издали он взял курс на эту обрывистую скалу, с которой день назад рисковал свернуть шею, повел лодку так, что она заскользила почти у самого берега. Поравнявшись со скалой, Андрей снизил до малого обороты мотора. Попробовал отыскать глазами уступ, где провел с Юркой около двух часов. И тут его зоркий, наметанный глаз заметил, буквально в нескольких метрах, на выступе камня смятую белую кепку… Лодка сделала круг, чтоб подъехать к скале, не стукнувшись с силой об острый гранит. А еще через несколько минут в руках Андрея была кепка и большой лоскут, вырванный с ватой из телогрейки. По свежим царапинам камня о камень, по обвалу, теперь не трудно было представить, что здесь произошло нечто, известное только Юрке. Рассмотреть что-либо в воде, на огромной глубине, было немыслимо.

— Что это вы, Андрей Андреевич? — спросил моторист, удивляясь Дробову. — Мало ли всякого барахла можно встретить? Тут высокой волной и на четыре метра бревно забросит…

И моторист принялся рассказывать, как однажды за падью Кабаньей в воде у берега он нашел рюкзак с размокшими сухарями, ржавой селедкой и ничуть не испорченными тремя банками говяжьей тушенки.

Андрей в знак согласия кивал головой, сам же думал совсем о другом. До этой странной находки он мог представить себе все, что угодно, теперь был абсолютно уверен, что Юрка оказался на обрыве скалы не из простого чудачества и рисковал жизнью не потому, что хотел поймать кабарожку руками… Значит, был еще человек. Тогда что же произошло? Оплошность? Непредвиденный глупый случай? Все это сложно. Здесь что-то другое…

И Андрею стало не по себе. Заподозрить в Юрке убийцу он не мог, не имел на то права. Но не мог и молчать о находке, скрывать.


Рекомендуем почитать
Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

Жанна Владимировна Гаузнер (1912—1962) — ленинградская писательница, автор романов и повестей «Париж — веселый город», «Вот мы и дома», «Я увижу Москву», «Мальчик и небо», «Конец фильма». Отличительная черта творчества Жанны Гаузнер — пристальное внимание к судьбам людей, к их горестям и радостям. В повести «Париж — веселый город», во многом автобиографической, писательница показала трагедию западного мира, одиночество и духовный кризис его художественной интеллигенции. В повести «Мальчик и небо» рассказана история испанского ребенка, который обрел в нашей стране новую родину и новую семью. «Конец фильма» — последняя работа Ж. Гаузнер, опубликованная уже после ее смерти.


Окна, открытые настежь

В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сожитель

Впервые — журн. «Новый мир», 1926, № 4, под названием «Московские ночи», с подзаголовком «Ночь первая». Видимо, «Московские ночи» задумывались как цикл рассказов, написанных от лица московского жителя Савельева. В «Обращении к читателю» сообщалось от его имени, что он собирается писать книгу об «осколках быта, врезавшихся в мое угрюмое сердце». Рассказ получил название «Сожитель» при включении в сб. «Древний путь» (М., «Круг», 1927), одновременно было снято «Обращение к читателю» и произведены небольшие исправления.


Подкидные дураки

Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!