Он сжал пальцами переносицу и закрыл глаза.
Папа умер…
Папа — альпинист.
…Оказалось проще, чем он ожидал.
Он встал с ограды палисадника, подошёл к матери и положил руку ей на плечо.
— Ясень, — сказал Алей.
Мама вздрогнула и едва заметно повернула голову.
— Мама, папа ушёл в горы, — отчётливо произнёс Алей. — Я теперь мужик в доме.
На миг все звуки исчезли; немо затрепетали в вышине огромные крылья, исказилось огнистое лицо ночи, и Алей испугался, что сейчас помимо его воли начнётся новое поисковое видение — но нет, обошлось.
— Алик… — ускользающе прошептала мама, но тотчас повторила отчётливей: — Алик?
— Мама, я здесь. Я с тобой.
— Откуда ты… взялся…
— Ты мне позвонила. Ты сказала, что Иня пропал.
— Да… его забрал папа… Алик, — она растерянно заглянула ему в лицо, — я не помню, что я тебе звонила.
Алей прерывисто вздохнул.
— Это неважно, — мягко сказал он. — Мама, пожалуйста, соберись. Времени очень мало. Давай, сядь на скамейку. — Он взял её за руку и повёл. Через пару шагов мама судорожно зевнула, помотав головой, убрала волосы со лба и заметила, наконец, Шишова, стоящего как соляной столб.
— Лёва? — испуганно пролепетала она и дотронулась до его руки. — Алик, что с Лёвой?
— Ступор. Я тебя из такого же вытащил. Я его тоже вытащу, но потом. Сейчас нужно Иньку найти.
— Иня… — мама захлопала глазами, лоб её пошёл морщинами, — Иня… Господи! Алик, он… он… — её рот искривился, на лице выразился ужас. — Алик, его… О Господи, спаси и помилуй!
Она выкрикнула эти слова и застыла, оцепенела, вперившись в темноту так же, как минуту назад, но теперь глаза её были живыми — и страшная, смертная боль текла в них чёрной смолой. Алей стиснул её руки, наклонился к её лицу.
— Мама, — прошептал он, — прости меня, но нужно Иньку найти. Соберись. Расскажи мне, что случилось.
Она заговорила сразу, избавив его от необходимости новых мучительных расспросов. Она сбивалась, захлёбывалась словами, дрожала; Алей обнимал её, сжимал тёплые влажные пальцы и думал, что обязательно отведёт её домой, напоит корвалолом и уложит спать — только сначала найдёт, куда увезли Иньку.
— Иня пришёл со школы весёлый, довольный, — всхлипывала мать, — я подумала, вот счастье-то, успокоился. Он всё равно со мной разговаривать не стал, ушёл к себе в комнату, стал там шебуршиться… в шкафу рыться, таскать чего-то… я и не знала, к чему это он, думала, играет сам с собой… Думала, ну ладно, пускай, хорошо, что повеселел, ещё отойдёт, оттает… маленький… Потом Лёва с работы пришёл, всё тихо, мирно… Сидим, телевизор смотрим. Тут звонок в дверь…
Она содрогнулась. Алей обнял маму крепче. Та не смотрела на него, взгляд её устремлялся куда-то вверх, будто там невидимый телевизор заново показывал всё, что случилось.
— Звонок в дверь, — повторила Весела. — Иня сразу к двери метнулся, и рюкзак… Господи, он рюкзак собирал! Огромный, тяжёлый. В школу с таким не ходил… рюкзак… схватил, и к двери. Он готовился. Господи, помилуй нас. Лёва выскочил, кричит — ты чего дверь открываешь! Ты же не знаешь, кто там! Вдруг воры! А Иня улыбнулся и отвечает — знаю.
— То есть он знал, — одними губами сказал Алей.
— Он ждал. И… дверь… открылась… — по лицу матери побежали слёзы. — И… Яся вошёл.
Алей закрыл глаза.
— Мама, — сказал он. — Ты же знаешь, что папа умер. Ты как-то зациклилась. Может, этот тип очень на него похож, но это не папа! Соберись, вспомни, как он выглядел?
— Алик, — ответила Весела тихо и очень спокойно, — я сначала тоже подумала то, о чём ты подумал. Я решила, что с ума схожу. Но… понимаешь, он постарел. На десять лет. Виски седые, на левой руке шрам вот тут, — она провела пальцами по костяшкам, — не было шрама раньше… Если бы я его вообразила, он бы молодой был. И потом, Лёва ведь тоже его видел.
— Что он сказал? — сухо спросил Алей.
— Сказал… — мать закрыла лицо руками. — Сказал, что заберёт сына и будет его сам воспитывать. И ушёл.
— И всё?
— Нет… не в этом дело… Мы же за ним кинулись. Лифт упустили, потому что… как-то странно… не знаю, почему, остолбенели как-то… но мы его нагнали на углу, они с Иней за руку шли, Яся рюкзак его нёс… они за угол завернули и пропали. И всё. Нигде нет.
— За какой угол?
— За супермаркет. Там ничего такого нет, ты же видел. Спрятаться негде. На машине тоже за миг не уедешь. Я ничего не поняла. Бегала туда-сюда, потом встала… Стою как пыльным мешком ударенная и только думаю, что ты можешь их найти, потому что искать умеешь… а потом всё, — она подняла взгляд на сына. — Ты меня хватаешь и… будишь. А я не помню, как тебе звонила. Алик, что нам делать? Что же теперь делать? Где же Иня?
Алей молчал.
— Но ведь это не мог быть папа, — сказал он, наконец. — Ни старый, ни молодой. Папа погиб.
— Но ведь тела так и не нашли, — просто сказала мать.
— Что?! — Алей вскинулся, потрясённый. — Мама, ты об этом не говорила!
— Тела не нашли, — подтвердила она. — Поиски прекратили. Было очень холодно… четверо суток искали. Решили, что замёрз. Судебным решением признали погибшим.
«Этого не может быть, — Алей отпустил мать, ссутулился и закусил пальцы левой руки. — В любом случае, этого не может быть. Даже если папа чудом выжил — почему он пропал на десять лет? Почему пришёл сейчас? Почему забрал Иню как вор, не объявившись, никому не назвавшись? Разве я меньше хотел бы его увидеть? И… и ещё — куда они делись теперь?..»
