Димка вдыхает весну: травянистый запах почек и болотистый — нагретых на солнце луж и идет к дому.
Одышливое дыхание улицы, бегущей по ту сторону новостройки. Обрывки не расслышанных, на ветру погибших фраз, оброненных прохожими, шипение велосипедного колеса, лихо перерезающего лужу пополам.
На игровой площадке покачиваются с вялым скрипом недавно опустевшие качели.
Девочка, спрыгнувшая с качелей, уже далеко, подбегает к подъезду, мелькая икрами под клетчатой юбкой. За игровой площадкой экскаватор укусил ковшом землю у самого края длиннющей траншеи, да так и оцепенел.
— Надо было совсем не ходить в школу, — говорит себе Димка, и от этой мысли — от того, что в его голове появилась такая хулиганская, дерзкая мысль, — тихо улыбается.
Он не спешит, хотя сгорает от нетерпения. Ему хочется растянуть этот свой путь домой, этот первый побег из опостылевшего класса, где Катерина Пална оглушительно стучит карандашом в столешницу и кто-нибудь каждую минуту готов напомнить ему, что он тут самый слабый, самый трусливый, — и одновременно хочется сократить этот путь до одного последнего мгновенья, бежать, нестись домой, как та девочка с качелей, чтобы какая-нибудь неожиданная кочка била в подошву обжигающим хлопком и толстые дворовые голуби, не рассчитавшие его скорость, в последний момент прыскали в разные стороны, задевая его крыльями.
В море Цаплина сначала бывает страшно.
Особенно когда погружаешься.
Сначала — голубой, усеянный искрами суматошных рыб.
Потом — синий, в котором кружат большие медленные тени.
Потом синий цвет сгущается, становится неподвижным.
Потом к иллюминатору прилипает непроницаемая черная ночь.
А потом включается прожектор — и вырезает из ночи живое море.
И можно рассматривать его, как вынутый из арбуза кусок.
И как напичканные в арбузную мякоть косточки, сверкают перед завороженным взглядом все эти блики и огоньки подводной жизни.
Тайной, посеянной на спасительной глубине жизни.
1 Ремизов «Посолонь».
«Дружба Народов» 2008, № 1
© 2001 Журнальный зал в РЖ, «Русский журнал»
