Мордэкай - [29]

Благодаря этой силе она за прошедшие годы совершила много удивительно храбрых поступков. Не потому, что хотела, и не потому, что не боялась — просто она была слишком сильной, чтобы позволить страху помешать защите её семьи. И пока всё это происходило, она была такой свирепой, что легко можно было подумать, будто она не боялась.

На самом деле во время большей части тех событий она была в ужасе.

Сегодня мы поднялись в небо — но не в бегстве от врага, и не для спасения ребёнка. Так просто было удобнее. Это значило, что храбрость и необходимость на самом деле были за рамками ситуации, и в результате она позволяла своему совершенно нормальному страху овладеть её разумом.

Но я не хотел ничего такого. Я хотел поделиться с ней моей радостью. Поэтому я нёс нас медленно, и поддерживал полёт мягким и гладким, давая ей время приспособиться. После того, как мы пролетели где-то десять минут, я предложил:

— Можешь спокойно смотреть по сторонам. Ты не упадёшь.

Потребовалось некоторое время, но в конце концов она оторвала своё лицо от моей груди, не отводя взгляда от моих глаз.

— Видишь — всё не так уж и плохо, правда? — спросил я.

Выражение её лица было таким серьёзным, что я едва не рассмеялся — однако я подавил этот порыв, поскольку знал, что это будет не кстати.

— Это — совсем не похоже на полёт на драконе, — возразила она. — Под нами ничего нет. — Говоря это она метнула взгляд вниз, а затем поспешно снова посмотрела мне в глаза.

— Под нами — ветер, — отозвался я. — Держись за меня, и смотри вперёд, на горизонт. Мы набираем скорость, поэтому я закрою щит. — При увеличении скорости поддержание щита открытым становилось непрактичным — дело было не только в том, что из-за бившего в нас ветра становилось трудно дышать, но и в том, что из-за этого у нас была хреновая аэродинамика.

Пенни храбро сделала так, как я сказал, слегка успокоившись благодаря ощущению давления на стопы, вызываемого ускорением. Окружавший нас щит принял узкую форму, похожую на наконечник копья, с утолщением в середине и узкими концами. Поскольку мы не хотели лететь весь день, и, возможно, потому что я хотел повыпендриваться, я стал набирать ещё больше скорости. Мы пронзали воздух подобно стреле, под свист ветра за пределами щита. Под нами как раз начал проноситься океан, сверкая на солнце по мере нашего удаления от берега.

Однако есть у страха, по крайней мере — у сильного страха, такое свойство, что долго держаться он не может. Тело просто не способно в течение долгого времени поддерживать необходимый для истинной паники адреналин. С абстрактным или эмоциональным страхом всё по-другому, но страх типа «сердце в пятках» или «бей-беги» имеет предел. В конце концов надпочечник истощается, и страх угасает.

Моя жена постепенно привыкла, её дыхание вернулось к норме, а разум расслабился, когда понемногу стало очевидно, что умирать мы не собираемся, а если и собираемся, то не прямо сию секунду. Четверть часа спустя она начала показывать признаки того, что лететь ей даже нравится.

Всё это время я за ней наблюдал. В полёте для меня ничего нового не было, поэтому мне было интереснее следить за её реакцией. В конце концов она снова посмотрела мне в глаза:

— А тебе разве не следует смотреть, куда мы летим?

— Ты — красивее пейзажа, — сделал наблюдение я.

— Только ты, — заметила она, — только ты можешь сказать что-то подобное, мчась на скорости… кстати, какая у нас скорость?

Я пожал плечами:

— Без понятия. По моим прикидкам, мы летим быстро, возможно даже очень быстро — но всё же медленнее, чем скорость звука.

Эту концепцию мы уже обсуждали, поэтому ей не пришлось спрашивать, что я имел ввиду. Вместо этого она просто сглотнула:

— Но мы же не будем лететь настолько быстро, так ведь?

Я одарил её своим самым лучшим задумчивым взглядом:

— Это будет трудно. Сам по себе я бы смог, но вдвоём… не уверен. Хочешь, чтобы я попробовал?

Её руки снова до боли стиснули мою поясницу:

— Нет. И так сойдёт.

Дальнейшие часы прошли по большей части в безмолвном созерцании. Летать мне всегда нравилось, но полёт вместе с Пенни добавил к удовольствию новое измерение. Наблюдать за тем, что она переживает в полёте, было приятнее, чем просто лететь одному. В конце концов на горизонте появился остров, и мы пересекли береговую линию быстрее, чем мне хотелось бы.

Я мягко замедлил нас, и повёл вниз по плавной спирали, подобно двум осенним листьям, которые отказываются отделяться друг от друга. Когда наши стопы наконец коснулись песка, Пенни неожиданно поцеловала меня.

— Спасибо, — сказала она.

Я улыбнулся:

— Это же моя реплика.

У острова не было названия, по крайней мере — известного мне. Я решил, что если кому и называть его, так это его новым обитателям, возродившимся Ши'Хар Иллэниэл. Учитывая их странную культуру, они, вероятно, пока не видели в этом необходимости. Если они и называли как-то это место, то скорее всего просто как «Рощу Иллэниэл». Может, я намекну им об этом, если всё пойдёт хорошо.

Пляж был узкой, тонкой полоской песка, отделявшей океан от круто поднимавшихся из него камней. По большей части берег острова окаймляли скалы, поэтому я и выбрал это место для приземления. Здесь склон был очень пологим, и почти сразу же за камнями начинались деревья.