Мопассан - [85]

А Ги не уезжал. Антибская катастрофа выявила его скрытую доброту. Знаменитый писатель, «господин из Парижа», одним из первых пришел на помощь пострадавшим от землетрясения.

Зимой 1886 года, в перерывах между работой над «Монт-Ориолем», Мопассан пишет «Орля». Маловероятно, что сюжет рассказа — только плод воображения писателя. Да и сам Мопассан никогда этого не утверждал. С первой же главы, как и с первых строк новеллы «Гарсон, кружку пива!», мы убеждаемся в том, что в произведении звучат автобиографические мотивы. Как и большинство романистов, Мопассан использовал какой-то реальный факт из своей или чужой биографии, оживляя и обогащая его. Трудно восстановить историю сюжета, когда дело касается таких писателей, как Ги де Мопассан.

По поводу возникновения «Орля» существует несколько гипотез. Одна из них утверждает, что тема была С _доказана Мопассану Шарко: знаменитый врач консультировал его мать и, кроме того, встречался с Ги у Гонкура. Блестящий психиатр, на лекциях которого о неврозах и истерии в больнице Сальпетриер бывал весь Париж (эти лекции посещал в 1886–1887 годах и молодой австрийский студент Зигмунд Фрейд), возможно, поведал об этой теме Эннику, который и пересказал ее Ги. Шарко окажет на литераторов третьей четверти XIX века такое же влияние, какое оказали Месмер и Сведенборг[93] на Бальзака. Светское общество было без ума от — доктора Шарко. С другой стороны, психиатрия всегда занимала Ги.

Согласно второй гипотезе тема рассказа принадлежит Жоржу де Порто-Ришу. Автор «Влюбленней» подтвердил это доктору Пилле: «Я не подсказал Мопассану сюжет «Орля» в буквальном смысле этого слова. Йо мы, во всяком случае, обсуждали подобную тему, и я хочу добавить — и это абсолютно соответствует истине, — что сюжеты многих мрачных и меланхолических историй были ему подсказаны мною».

Как бы то ни было, даже признавая определенное единомыслие между этими писателями, фантастическая идея о существе, изгоняющем вас из вашего собственного «я» и занимающем ваше место, владела Мопассаном до его дружбы с Порто-Ришем и до знакомства с Шарко.

Мопассан всегда склонен был преувеличивать свое увлечение фантастикой, относясь к ней не как к литературному жанру, но как к иной существующей реальности. «Я не боюсь опасности. Я не боюсь привидений, не верю в сверхъестественное. Я не боюсь покойников и убежден в полном исчезновении каждого уходящего из жизни существа. Так, значит?.. Так, значит?.. Ну да, я боюсь самого себя!»

Это решающее признание. Галлюцинации, появление которых Франсуа Тассар заметил еще в 1882 году, все более дают о себе знать. Задолго до «Орля» он написал рассказ «Он?» — тщательно разработанный художником рассказ о галлюцинации, который поразил, смутил и взволновал читателей. Вернувшись домой, персонаж, от лица которого ведется рассказ, находит своего приятеля уснувшим у камина. Он протягивает руку к его плечу. «Рука уперлась в деревянную спинку кресла. Там не было никого. Кресло было пусто!.. А между тем голова моя все время оставалась ясной… Значит, произошло это не от умственного расстройства. Здесь был только обман зрения, обманувшего, в свою очередь, мысль… Случайное нервное расстройство зрительного аппарата — и только, да, может быть, еще легкий прилив крови».

Именно так чувствовал себя Ги после каждой своей галлюцинации — растерянный, но трезвый наблюдатель того, что в нем происходило.

В «Орля» фиксируется развитие подобного наваждения, тщательнейшим образом описанного главным действующим лицом — самим автором. Мы сталкиваемся с литературным воплощением темы о неизвестном, которая преследует Ги с юных лет и всю жизнь преследовала его дядю Альфреда. Доппельгенгер, двойник, вот-вот появится из-за кулис.

Существует два варианта повести «Орля». Первый, законченный 26 октября 1886 года, содержал не более десятка страниц. Второй был втрое больше. Первый вариант написан в форме рассказа о больном, содержащемся в психиатрической лечебнице. Второй — в форме дневника. События, описанные в дневнике, придают второму варианту потрясающую достоверность, проникнутую живым ужасом, усиленную рядом великолепных вводных сцен: прогулкой на Мон-Сен-Мишель, сеансом гипноза, возвращением на бал гребцов. Эти сцены дают передышку в нагнетении ужасов. Они пробуждают тоску по безвозвратно утерянному, неискаженному духовному миру.

Поразительно сильное впечатление возникает от сочетания страшного сюжета с меланхоличной ясностью стиля. «Откуда струятся эти таинственные влияния, которые превращают наше счастье в уныние, а надежды — в отчаянье? Как будто самый воздух, невидимый воздух наполнен неведомыми Силами, таинственную близость которых мы испытываем на себе. Я просыпаюсь радостный, желание запеть переполняет мою грудь. Почему? Я иду низом вдоль берега и вдруг, после короткой прогулки, возвращаюсь расстроенный, как будто дома меня ожидает какое-то несчастье. Почему? Может быть, это струя холода, коснувшись моей кожи, потрясла мои нервы и омрачила душу? Или же это форма облаков, краски дня, оттенки предметов, такие изменчивые, воспринятые зрением, встревожили мою мысль? Как знать?»