Монтайю, окситанская деревня (1294-1324) - [24]
Все не ограничивается только кухней, солье, комнатами и погребом. У земледельцев из Монтайю часть дома отведена для животных. Лет десять назад, — рассказывает Алазайса Азема, — я как-то только вывела моих свиней из дому, как встретила на площади перед крепостью (в Монтайю) Раймона Бело, который опирался на свою палку. Он сказал мне:
— Зайдите ко мне.
А я ему ответила:
— Нет, я ведь оставила дверь моего дома открытой.
Согласно этому тексту, люди и свиньи обитают вместе, быть может, дверь также является общей для выхода людей и для выноса навоза. По всей видимости, Понс Рив, сын Бернара Рива, запирает своего мула или осла у себя в доме. Гийеметта Бене запирает вечером приведенных с пахоты быков у себя дома. Гийом Белибаст собирается кормить ягненка у себя дома, in domo sua. Каждое утро Жан Пелисье, пастушок из Монтайю, выгоняет своих овец из дома. Даже болея, люди спят вместе с животными (может быть, чтобы воспользоваться животным теплом, исходящим от этих «естественных обогревателей»?). Гийом Бело, — рассказывает Бернар Бене, — привел еретика Гийома Отье туда, где лежал мой больной отец, а было это как раз в той части нашего дома, где спит скотина[87].
У дома также есть разнообразные пристройки: к нему примыкает двор или птичник, где можно посидеть на солнышке в компании домашней птицы; его, как правило, украшает куча навоза, вскарабкавшись на которую, какая-нибудь любопытная служанка может подслушивать, на высоте солье, что ее хозяева и «совершенные» рассказывают друг другу. Двор продолжается площадкой для молотьбы. В самых крупных хозяйствах — как, например, Марти в Жюнаке и в некоторых других — есть двор, сад, boal (хлев для быков), голубятня, свинарник рядом с садом, сеновалы [bordes] для сена и соломы (по другую сторону двора или недалеко от колодца), cortal для овец, примыкающий к domus или находящийся в стороне от него. Но столь большие фермы ничуть не характерны для Монтайю. Со стороны улицы часто стоит — совсем как сегодня — лавка или стол под открытым небом, чтобы погреться на солнце или поболтать с соседями[88]. Проблема того, как запереть дом, не всегда может быть решена: когда в жилище лишь один этаж (а очень часто это именно так), то достаточно приподнять головой край крыши из бардо, чтобы подсмотреть, что происходит на кухне (II, 366). (Крыша, она же терраса, совершенно плоская и может служить местом для укладки хлебных снопов или трибуной для речистых кумушек; в каталонских Пиренеях она станет наклонной, такой, как сегодня, лишь с XVI века[89].) Чтобы проникнуть в дом, достаточно порой отодвинуть доску или дранку. Перегородки столь тонкие, что из одной комнаты слышно все происходящее в другой, включая еретические беседы какой-нибудь дамы со своим любовником (I, 227). В Монтайю два соседних дома может соединять дыра, через которую перебираются из одного жилья в другое. По правде, Гийеметта Бене должна все хорошо знать про еретиков, — разъясняет Раймон Тестаньер в доносительском пылу, — потому как в то время, когда каркассонская инквизиция трясла народец из Монтайю, была дыра между домом Бернара Рива, где у еретиков было место для проповедей, и домом Гийома Бене. Через ту дыру еретики и ходили из одного дома в другой. С этой точки зрения Монтайю — настоящий термитник; другой проход, существовавший тогда же, позволял «совершенным» проходить, оставаясь незамеченными, из дома Бернара Рива в дом Раймона Бело[90].
Помимо внешних материальных черт, не всегда приятных, меня в первую очередь интересует число людей, или число душ, в остале: демография domus часто шире, в некоторых отношениях, чем «семья» в собственном смысле слова, то есть супружеская пара и дети. Первым делом это расширение происходит за счет присутствия в доме работников: пастух Жан Пелисье, родом из Монтайю, нанимался в подпаски то к одному, то к другому за пределами своей деревни, чтобы выучиться или усовершенствоваться в своем деле. Потом он возвращается в родные места, но вместо того, чтобы жить в доме родителей, он в течение трех лет живет в качестве пастуха в доме супругов Бернара и Гийеметгы Моров. Неизвестно, что он получал в качестве платы. В том же domus Моров кроме Жана Пелисье живет его брат Бернар — он уже не пастух, а работник на пахоте (labarator vel arator)[91]. У Бернара Мора живут также двое его детей и, наконец, его мать, вдова, старая Гийеметта Mop (III, 161). В целом мы имеем дело с не вполне «нуклеарной» семьей: она включает супружескую пару, двоих детей, представительницу старшего поколения и двоих слуг. Взаимосвязанные структуры дома, семьи и соседства этим не ограничиваются: вплотную к дому Бернара Мора стоит дом его брата Пьера Мора, семья которого тоже симпатизирует катарам и на ходится в состоянии открытой войны со священником Клергом (в один прекрасный день жене Пьера, Мангарде Мор, отрежут язык за поношение кюре). Два дома Моров, одновременно связанные родством и соседством, формируют целостность, внутри которой часты встречи и крепки социальные связи.
