Монтаньяры - [14]

Самые противоречивые, несовместимые качества уживались в этом необычайном человеке. Мирабо фантастически талантлив, трудолюбив и образован! В тюремных камерах он умудрился написать десяток томов! Он высказывает самые передовые, смелые идеи: «Я всегда полагаю и буду так полагать и впредь, что безразличие к несправедливости есть предательство и подлость». Он решительный поборник свободы: «Человеку, чтобы разорвать свои цепи, дозволены все средства без исключения».

Поскольку среди его талантов удивительная способность приобретать себе врагов, дворянство Прованса с негодованием отвергает кандидатуру Мирабо в Генеральные Штаты. Тем хуже для дворян: графа с восторгом избирает третье сословие, и 4 мая Мирабо идет среди его депутатов в торжественной церемонии по случаю открытия Генеральных Штатов, выделяясь своей массивной фигурой с огромной головой и лицом, совершенно не блещущим красотой. Подумать только, этот урод с изрытой оспой физиономией неотразим для красивейших женщин!

Что занесло сюда скандального человека, которого явно сторонятся многие из депутатов, ибо его репутация ужасна? На что он может рассчитывать здесь, на фоне таких знаменитостей, как прославленный маркиз Лафайет или пользующийся всеобщим уважением министр Неккер? А он их просто презирает и считает посредственностями. Самое поразительное, что он быстро доказывает свое превосходство. Мирабо определил ту тактику, которая позволила третьему сословию превратиться в Национальное, а затем и в Учредительное собрание. А после королевского заседания 23 июня он заразил Собрание своей страстной смелостью, выставив за дверь королевского посланца, которому поручили распустить Собрание. Мирабо сказал, что депутаты удалятся только под угрозой штыков! Эта легендарная сцена сделала Мирабо идолом народа. Теперь дивный ораторский талант вызывает бурные овации даже не слишком уважающих его депутатов. Еще бы, он подчинил короля Учредительному собранию! Правда, он занял положение вождя революции, далеко не разделяя восторженной приверженности к высоким принципам демократии и добродетели в духе Руссо, которые воодушевляли многих депутатов Собрания. Он презрительно объявлял культ принципов «метафизикой» и предсказывал, что слепое следование им может кончиться плохо: либо установлением хищной буржуазной олигархии, либо военной деспотией. Поэтому он проводил в жизнь иной, весьма прагматический план примирения короля с революцией и надеялся сам путем реализации этого плана стать главным министром короля, заменив бездарного Неккера. Этого швейцарца Мирабо сравнивал с постоянно опаздывающими часами.

Однако оказалось, что отстает от революции он сам. Непоследовательность Мирабо, которую он плохо скрывал с присущей ему прованской беспечностью, уже начинает подтачивать его авторитет. В самом деле, «отец народа», как его зовут в Париже, не разделяет энтузиазма ночи 4 августа: он не выступил активно и за принятие Декларации прав. Но пока гениальные актерские данные Мирабо обеспечивают ему прочное положение и его побаивается двор, хотя король и особенно королева презирают великого оратора.

А их немало в Собрании, хотя никто не может сравниться с Мирабо в способности к пламенной импровизации. Все, как правило, читают свои речи по бумажке, и заседания нередко бывают из-за этого очень скучны. К тому же нет регламента, и многие, злоупотребляя вниманием коллег, долгими часами усыпляют Собрание чтением нудных диссертаций, часто написанных к тому же другими. И все же каждая из группировок, только что возникших в Учредительном собрании, имеет своих лидеров, с которыми надо познакомиться. Удобнее всего рассмотреть их справа налево. Кстати, именно здесь возникло это привычное затем повсюду деление на правых, то есть консерваторов, сидящих обычно по правую руку председателя, и левых, противостоящих им политически и занимающих противоположную сторону зала.

По иронии истории, наиболее ревностными защитниками Старого порядка в Учредительном собрании оказались люди, производившие просто карикатурное впечатление. Они блестяще демонстрировали всем своим обликом и поведением разложение, нравственный упадок и обреченность феодализма.

Среди правых экстремистов выделялся огромным животом и скандальным поведением виконт де Мирабо. Родной брат прославленного оратора, но на пять лет моложе, имел прозвище Мирабо-бочка. Он заслужил его не только ожиревшей фигурой, но и сильной склонностью к вину. Даже на заседания Учредительного собрания виконт являлся пьяным. Великий Мирабо любил застолье, но его не находили пьяным в канавах, как младшего брата. Кроме самоуверенности, он отличался также бездарностью. Это не мешало ему упорно соперничать с братом на трибуне, что вызывало смех Собрания, обстановка в котором часто вовсе не располагала к веселью. Словом, Мирабо-бочка играл роль королевского шута, компрометируя и без того безнадежное дело роялистов.

Рядом восседал д'Эпремениль, недавний «герой» бунта парламентов против короля. Арест на основании «летр де каше» принес ему тогда популярность. Теперь боец с абсолютизмом стал его озлобленным защитником. Поклонник оккультных «наук», он проявлял на трибуне такую безумную наглость, что заслужил кличку Сумасшедшего Собрания. Аббат Мори дополнял эту компанию. Сын сапожника, дослужившийся до проповедника короля, произносил по дюжине речей в неделю, защищая дело церкви, которое он отождествлял с интересами кошелька. Этот «гренадер», переодетый семинаристом, как его называли, затевал драки на трибуне. Самым способным оратором у правых был дворянин с юга Франции, драгунский капитан Казалес, обнищавший от картежной игры. Но и он не обходился без эксцессов, кулаками сталкивал с трибуны противников. А главное, у всех этих людей не было никакой мало-мальски осмысленной программы, кроме безумной ненависти к Революции.