Монстр. Маленький изобретатель - [13]

Итак, души существовали, а земные атеисты жестоко ошибались. Впрочем, существовала и эта конкретная богиня, тут ошибались вообще все, кроме старика Борисова. Но сейчас не это должно было его волновать. Он – это душа в оболочке длиной в несколько сантиметров, находящейся внутри женского тела. Такую матрёшку сложно было бы представить даже в самой жуткой психоделике.

Но, с другой стороны, это давало новые идеи для размышлений. К примеру, вот люди, находящиеся в коматозном состоянии, они лишились своей души? Или она в них просто… что? Уснула? И куда попадают души после смерти? Потому как его случай явно следует считать исключением из правила. Означает ли это, что существуют рай и ад, или хотя бы некое их подобие? И может ли он существовать вне тела, как призрак?

Сотни вопросов, никаких ответов. Впрочем, это лишь подогревало его любопытство. С нескрываемым интересом он наблюдал за происходящими изменениями: за улучшением зрения, появлением слуха, осознанием своего организма. Со временем мир, раньше заключённый внутри маленького тельца, стал расширяться. Мерное сердцебиение его матери, розовато-красное марево перед глазами, когда «снаружи» был день и темнота ночью, ощущение верха и низа, скрадываемое окружающей его жидкостью, толчки и покачивания от передвижений женщины, теплота от прикосновений её рук.

Он слышал и другие звуки, неразборчивые из-за преграды плоти: чьи-то разговоры, шум улиц, музыку, очень приятную и мелодичную, хотя фанату рока не хватало басов и ударных, стуки, скрипы, иногда стоны, достаточно откровенные и вполне однозначные.

Его убежище становилось всё меньше и меньше. Вскоре, чтобы просто пошевелить руками, приходилось прикладывать большие усилия. Хотя, конечно, это он сам рос. Вскоре уже должно было подойти время его рождения.

Сказать, что он был в предвкушении – значит, ничего не сказать. Какой будет его новая семья? Будут ли у него братья или сёстры? Был ли мир, в котором он оказался, ещё Землёй или божество обслуживало не только Солнечную систему? Вопросы, вопросы, вопросы… снова эти загнутые палочки в конце фраз. Нигде от них было не спрятаться.

Но когда стенки его, теперь уже, скорее, темницы, в первый раз конвульсивно сжались, он понял, что вскоре сможет получить хоть какие-то ответы.

* * *

Говорят, что роды для женщины – один из самых болезненных процессов, какие только бывают на свете. Так вот он теперь мог сказать, что для младенца это тоже не самое приятное действо. Схватки становились всё сильнее, казалось, что его просто раздавит. Когда-то бывшее таким большим и просторным пристанище превратилось в пыточную камеру пострашнее железной девы.

Снаружи было очень шумно. Топот чьих-то ног, строгие и спокойные приказы, видимо, врача, стоны, странно, но почему-то мужские… однако громче всего этого, конечно, были женские крики. Несложно было догадаться, кто их издавал. Он не знал, оставила ли его природа мужчиной, но слушая эти звуки, искренне на это надеялся. Да и жить в женском теле разуму тридцатилетнего мужчины было бы довольно неудобно.

Наконец, ситуация начала меняться. А если точнее, начало меняться его положение. Он уже довольно давно висел вниз головой и, в общем-то, привык к этому, но сейчас дело было в другом. Схватки, наконец, возымели эффект, и маленькое тело толчками отправилось к… выходу.

Свет залил глаза, слишком яркий после месяцев полутьмы. Непроизвольно, скорее всего на чистом рефлексе, он открыл рот, из которого, вместе с немного вязкой жидкостью, вырвался его первый крик. Вокруг раздалось одобряющее кудахтанье акушерок, но почему-то оно очень быстро смолкло.

Но думать о причинах этого не было сил. Свет не давал сосредоточиться, организм, привыкший к существованию в подвешенном состоянии, быстро наливался тяжестью, клонило в сон. И когда его бок ощутил такое знакомое тепло, стало понятно, что дальше бороться с усталостью уже нет сил.

* * *

Вокруг мелькали пятна. Размытые, словно бы видимые из-под воды, лишённые насыщенного цвета, какие-то странно ненатуральные и как будто нарисованные. Однако, определить в этих пятнах людей было совсем не сложно. Они ходили медленно, на цыпочках, но всё равно не могли стать совсем бесшумными. Дыхание, шуршание одежды, редкие причмокивания или почёсывания. Для него, совершенно не представляющего, чем занять голодный до информации мозг, такие детали походили на живительную влагу для умирающего от жажды. Теперь, когда он стал настоящим, отдельным человеком, та блаженная расслабленность, что ощущалась в мамином животе, бесследно пропала. Хотелось исследовать мир вокруг, пощупать и потрогать вообще всё, что только можно, а может быть даже обнюхать и облизать.

Единственное, что омрачало предвкушение будущих открытий – навязчивое ощущение, что что-то не так. Он лежал в палате с ещё несколькими новорождёнными, они кричали, приходили взрослые, кажется, кормили малышей, те замолкали. Его самого тоже несколько раз поднимали и на языке ощущалась невероятно приятная сладость грудного молока. Вот только между ним и остальными младенцами была одна разница. Мимо его кроватки люди старались перемещаться как можно медленней и тише.