Монолог Нины - [14]

Естественно, и надо мною.

Поняла это тоже рано. Очень рано. Слишком рано, возможно. Дело в том, что возникающие на каждом шагу фантасмагорические ситуаций, вызываемые тупостью всех уровней и рангов большевистских правителей, остро переживались и ещё более эмоционально комментировались, — и осмеивались, — вездесущими и бритвенно острыми на язык подрастающими дядьками моими. Но только между собою! Только! Выносить свои «анализы и выводы» на люди — болтать на эти чреватые темы с «чужими» — папа братцам своим запретил под страхом «взятия в руки» плётки, Правда, «забытой» им на конюшне в далёком, будто на Луне, Нойборне! Но мальцам — им аудиторию подавай! Им слушатели нужны! Взрослые — не в счёт. Взрослым выслушивать их некогда. И они всем своим коллективом апеллировали ко мне, благодарной слушательнице. Напрямую. Окружали, лежавшую ещё поперёк лавки с соскою во рту, — соска была им выгодна: не позволяла мне возражать им. Она оставляла за ними обидное преимущество в возможных дискуссиях! И, подробнейше, не соблюдая очередь, — о какой очереди речь, если у каждого столько и такого накипало, — делились со мною — их невольной единомышленницею — новостями, идеями, и, вообще, наболевшим. Потому информацию и комментарий их усваивала хотя и беспорядочно, но органически, как материнское молоко.

И так, рубить добротные бараки для нас, ссыльных, из стандартного круглого строевого леса запрещалось! Из экономии. Круглый строевой стандартный лес — высшей категории мачтовая(!) красно ствольная(!) сосна — в одном только нашем Удерейском районе огромного Красноярского края миллионами никем не мерянных кубометров шел «на золото». Нет! Не подумайте, что в смысле «на золото, которое в обмен на неё, на красавицу сосну, можно было бы купить у буржуев»! Ни в коем случае! «Просто» вырубалась безжалостно. Кряжевалась на месте на трёх или четырёх метровые баланы. И, теми же не мерянными миллионами кубов, укладывалась в гигантские, — много километровые по площади, и в 8 – 10 метров высотою — поленницы–небоскрёбы. Ставились они над будущими — проектными — дражными трассами–ходками. Поджигались в сентябре–октябре. за 5–6 месяцев до начала «кубажных» вскрышных работ. И горели всю долгую сибирскую зиму, медленно оттаивая под собою вечную мерзлоту полигонов на глубину 10–18 метров, чтобы ковши драг могли свободно вынимать «золотоносный» грунт.

Именно, «золотоносный» в кавычках. Вернее, «золотоносный» будто бы. Потому что богатейшее россыпное золото выбрано было здесь ещё в середине 19 века. А ныне — год за годом — выскребалось жалкими граммами из брошенных старых «мускульных», вручную сотни раз перелопаченных, отвалов. И на вопрос Бена другу его Тычкину: много ли в этом «Зльдорадо» собирает он металла, хотя бы, с самого «богатого» прииска — Партизанского, тот неизменно отвечал… «Много. Кот боле нагадит!».

Позднее узнала: нигде в мире такое невозможно, потому как немыслимо и противоестественно! Но разорили же по всей огромной стране сотни тысяч одних только единоличных — семейных — фермерских хозяйств! А ведь каждое из них — как наше когда–то — кормило сытно до 110(!) горожан! И самих хлеборобов убили на месте или по пути в Сибирь, когда страна опустилась в пучину голода! И здесь даже, в лесном царстве, держат в бараках из «мусорного леса», чтобы быстрее подохли замёрзнув!

Да, нигде в мире невозможно. Но не у нас.

И вот, можно бесценные реликтовые леса сводить на костры. Как можно, оказывается, из более чем двух тысяч ссыльных, загнанных в вагоны на Украине для пополнения парка рабов на Сибирских приисках, довезти до места живыми чуть меньше шестидесяти. Всё можно.

Как видите, с раннего детства — не с младенчества ли самого(?) — приобщалась я ещё и социалистической экономики. И тогда же от геологов и лесников услыхала ещё кой что. Например, что если бы весь лес, сжигаемый «для золота» только у нас, в районе, продать в ту же Америку, или в Австралию, то на вырученную валюту можно было бы приобрести в 60 раз(!) больше металла, что добывается здесь дикими пожогами! Много чего узнала я ещё во младенчестве. Папа был моим Богом. Его слова — откровениями Божества. Его выводы — Божественным номоканоном. Иначе быть не могло! Он же с дедушкой Коленькой всех нас спас на этапе, — значит, Он и есть Спас. Спаситель наш. Бог! И каждое предвидение его непременно осуществлялось. Каждое предположение сбывалось. И если он позволял себе оценивать что либо, расчёт его оказывался математически точным.

Ещё он был Хозяином. И остался им. А захватившие власть швондеры как возникли на час, так и провалились чуть позднее в расстрельные подвалы, в тартарары, — ворами, аферистами и пустобрёхами….

… «Семейные» бараки, — как и телячьи вагоны — «теплушки» этапа, — продувались насквозь. Летом заливались дождями. Зимой забивались снегом. Наши женщины — «кулачки», трудоголики потому, — умели делать любую работу. И как утеплить или изолировать жильё от погодных катаклизмов знали отлично. Им ничего не стоило бы обустроить и утеплить какой–то паршивый барак: засыпать перекрытие и завалинки, законопатить мхом и залить смолою дверные и оконные коробки чтобы было тепло и не нужно было по зимам скалывать со стёкол и у входных дверей толстенные наледи. Но в пять часов утра по зимам, и в четыре летом, женщин поднимали окриками и палками. И, голодных, в сопровождении уже «набравшихся» верхоконных «активистов», угоняли полутора–двух часовыми маршрутами вглубь тайги на верхние — в горах — лесные делянки валить и кряжевать лес. На волокушах перетаскивать его к циркульной пиле. Кроить на трёхметровые поленья. Спускать их по водяному желобу в долину к речке. Плавить. Снова тащить — теперь уже к будущему дражному полигону. И, наконец, строить из него штабеля под пожог.