Моногамия - [78]

Отдаю трубку номинальному мужу и небрежно бросаю:

— Что, брюнетка вчера не позволила остаться у себя?

— Не понял? — в голосе как будто искреннее недоумение.

— Всё ты понял — отрезаю жёстко и почти грубо.

— Я и не стремился нигде оставаться — отвечает сдержанно, но с явным раздражением.

Алекс не из тех, кто любит точить язык. Он вообще никогда этого не делает. Общение с женщинами у него всегда происходит в тональности мягкости и всепоглощающего медового дружелюбия.

Но вчерашние воспоминания уже нагнали на меня мрачное настроение и желание поскалиться:

— Ты зачем приволок меня сюда? Демонстрировать свою распущенность? И я не только о «вчера», я глобально о своём пребывании в этой стране и твоей жизни как таковой.

— Если ты хочешь поговорить, то время выбрано не самое удачное. Я вчера перебрал, соображаю туго. И я не демонстрирую тебе ничего.

С этими словами выбирается из под одеяла и направляется к шкафу, показывая мне при этом своё безупречное тело в боксёрах. Ага, совсем голым дефилировать пока не решается, а ведь я то знаю прекрасно, что ему это ничего не стоит, никаких комплексов и стеснения раньше не наблюдалось.

Любуюсь. Любуюсь, пока он натягивает свободные мягкие штаны и футболку с длинными красными рукавами типа реглан, которые ещё больше подчёркивают ширину его плеч. Любуюсь мышцами на спине, на руках, стройными ногами, смуглой кожей… И этот человек несколько месяцев назад не мог подняться с постели и шокировал меня своей худобой как из фильма ужасов?

— Алекс!

— Да? — смотрит на меня вопросительно в пол оборота.

— Мне кажется, тебе не стоит злоупотреблять алкоголем, хотя бы несколько месяцев ещё. А ещё лучше вообще не пить, не курить, поменьше шататься по развлечениям, а отдыхать побольше и набираться сил.

Отворачивается, но по лёгкому движению мышц щеки, чётко вижу, что улыбается красивый Алекс неожиданно счастливому шкафу… Ну надо же, при таких то толпах поклонниц, дарить свои улыбки неодушевлённому предмету!

— Заботишься обо мне?

— Наиглупейший вопрос.

— Хорошо, не буду, — только и сказал. А что не буду, не ясно.

Выходя из каюты, слегка улыбаясь, добавил:

— И я не таскаюсь по развлечениям.

И вот не знаю почему, но есть у меня какая-то предательская уверенность в том, что он сказал правду.

Phaeleh — Here Comes The Sun (feat. Soundmouse)

Снимаю джинсы, толстовку и лезу обратно под одеяло. Ещё рано, чего даром в тесных джинсах живот мой толстый мучить? Ну не такой уж и толстый, если честно, есть немного лишнего, совсем чуть-чуть! Марку подавай, чтобы все прям тощими моделями были. Но после вторых родов избавиться от живота полностью у меня не получилось, хотя… я не очень-то и старалась, но теперь, видно, придётся. Надо же соответствовать хоть как-то, ну хоть в общих чертах этому денди. Что это со мной? Вчера только собиралась билеты поменять на более раннюю дату, а сейчас уже строю планы обольщения? И что, из-за двух несчастных улыбок? Боже, как низко я пала…

Я уже начала дремать, укрывшись одеялом с головой, когда дверь тихонько отворилась, и Алекс, сосредоточенный, вошёл осторожно в каюту с огроменным подносом в руках, от которого тут же по всей спальне начал стелиться аромат свежесваренного натурального кофе.

Я выползла из-под одеяла на запах: на подносе, уже очутившемся посередине кровати, парили ароматами две большие чашки с кофе и тарелка с горячей яичницей, тонкими колбасками и овощами, ещё пирожные и горячие круассаны.

— Какая роскошь — протянула я. — А что повар ещё не уехал с этой яхты? Гарсонов вроде не видать.

— Уехал. Я сам это приготовил, — ответил, чуть улыбаясь.

Обалдеть! Магнат сам, ручками, жарил яичницу и варил кофе. Не разучился ещё, видать. Но если откинуть язвительность в сторону — у меня бешено заколотилось сердце: неужели тот самый Алекс, в которого я когда-то влюбилась, возвращается? Заботливый, нежный, мягкий, такой трогательный и ласковый, как чеширский котёнок. И, незаметно для себя самой, я расплылась в сладчайшей улыбке, настолько тёплой, что мне показалось даже, будто моя собственная аура потеплела. Алекс, очевидно, заметил это, потому что, когда я, сделав глоток наивкуснейшего кофе, подняла глаза на него, он тоже немножко улыбался.

— Вкусно? — мягко спросил он.

— Очень. А ты, оказывается, можешь ещё быть милым!

— Могу, — согласился он. Снова мягко. Так мягко, что у меня даже в животе защекотало.

— Почему не предупредил вчера, как одеваться?

— Не подумал. Прости.

— А зря не подумал. Меня два раза за обслугу приняли, и я огорчилась. Сильно. В сфере обслуживания работать никогда и ни за что не буду, даже если с голоду стану подыхать. Принципы не позволяют.

Взгляд его потяжелел. Он ничего не ответил.

— Я тут от огорчения билеты домой уже купила.

Слежу за его реакцией, отворачивается, но я всё равно вижу профиль, по которому достаточно чётко можно опознать эмоции: раздражение, огорчение и почти гнев.

— Но твоя ходячая мудрость доложила мне, что ты уже как бы в курсе, — признаюсь небрежно. — А заодно советов понадовал: не спешить, подождать, и всё такое. Я вот в раздумьях вся: раз уж ты ещё можешь быть человеком, может и вправду дату перенести на месяц, другой? Может и наладится ещё…