Моногамия - [123]

Я сказала:

— Расскажи про то, как он влюбился впервые.

— Мне запрещено говорить с тобой об этом, — она таинственно улыбнулась и посмотрела на меня.

— Ну, ты всё равно ведь начала уже, итак ему было восемнадцать лет…

— На самом деле ему было семнадцать. Это случилось в августе, а восемнадцать исполнится только в ноябре. Но сам он считает, что Любовь пришла к нему в восемнадцать…

— Ну и… как это было?

— Лер, я не могу, опасаюсь гнева Алекса, — сказала она улыбаясь.

Потом добавила:

— Когда-нибудь он сам тебе расскажет, я уверена в этом. Скажу только, что накрыло его нешуточно, я и сама не ожидала, что он способен на ТАКИЕ чувства. Наблюдать за его любовными муками было и упоительно и уморительно одновременно.

Я молчала, а она через некоторое время тихо сказала:

— Алекс убьёт меня конечно, но всё-таки, я считаю, тебе следует знать одну вещь. Это будет во благо для вас обоих.

— Какую вещь?

— Знаешь, ты не принимай близко к сердцу всё, что болтают о его отношениях с женщинами, пойми, он не такой, как все. У него в голове не те процессы происходят, что у нормальных людей. Я бы даже сказала, там живут тараканы, и не маленькие, но это и не удивительно, учитывая то, какое потрясение ему пришлось перенести в детстве. Вещь, которую тебе следует знать, это то, что когда вы встречались, когда он летал к тебе раз в месяц, по-моему, у него не было никого, кроме тебя. Он делал это абсолютно сознательно и намеренно. Когда я поитересовалась, как он обходится неделями без женщин, которых до этого у него было по десятку одновременно, он сказал мне одну восхитительную вещь, и я запомнила её на всю жизнь: «Преданность и верность тому, кого любишь, ещё сексуальнее, чем сам секс, а ожидание делает его ещё более восхитительным».

Это стало открытием для меня, волнительным откровением. Я не могла говорить, у меня сжалось сердце, я вспомнила его глаза, наполненные болью и надеждой, и она увидела это.

— Ты, наверное, и сама не ожидала такого, ведь так?

— Честно говоря, да… У меня было несколько иное отношение к нашей связи.

— Я знаю, ведь ты была замужем и не допускала и мысли разрушить свою семью. Это достойно уважения, но Алекс очень страдал от этого. Ваш разрыв стал вторым ударом для него после смерти родителей. Он долго не мог прийти в себя, словно провалился в яму, перестал жить. Хотя у него была молодая жена, он хотел, пытался создать семью, ему и это не помогло. Потом ещё жена, этой он стал изменять, потом больше, в итоге бросил её и пустился во все тяжкие: женщины сотнями, коньяк, думаю, и наркотики тоже были… И последняя жена Ханна, ну её ты знаешь. Вначале у них вроде всё было хорошо, но потом, я поняла, что они изменяют друг другу, и что у них не брак, а какая-то узаконенная договорённость… А ведь Алекс всегда так хотел семью, настоящую семью… Это безобразие, в конце концов, привело его к такому душевному упадку, что он заболел. Я пыталась ему помочь, я говорила ему, что всё это добром не кончится, и в итоге оказалась права. Когда он заболел, сказал, что давно ждал этого и отказался принимать любые лекарства, кроме обезболивающих. Я перепробовала все варианты, стараясь переубедить его, я призвала всех людей, кто имел хоть какое-то значение в его жизни, но всё было бесполезно. Уж решил, так решил. Тогда я и придумала позвонить тебе.

Я молчала, у меня болело всё внутри от её слов, но она не ждала от меня ответов. Сказала только:

— Не думай, что он заболел из-за тебя. У него было много разочарований, в основном глобальных. Он очень остро реагировал на вселенскую несправедливость. Алекс предлагал властям экологические проекты в строительстве для сохранения природы, но в мире, где властвуют деньги, это никого не интересовало. Он занимался благотворительностью, в основном в детских онкобольницах и каждая детская смерть — схватка, которую он не выиграл, переворачивала его. И ещё много чего было. Он просто пришёл к выводу, что ему нет места в этом мире. Честно говоря, мне тоже кажется, что Алекс — душа из будущего, которая по ошибке залетела в наше время. Пожалуйста, береги его. Он самое родное, что у меня есть, ну кроме моих детей, конечно!

Она улыбнулась, и, положив свою руку на мою, добавила:

— И пожалуйста, ни в коем случае не говори ему о нашем разговоре и о том, что я тебе рассказала. Ты же знаешь, как он относится к болтовне. Не сносить мне головы!

Когда Алекс вернулся, я не могла ни говорить с ним, ни смотреть на него, он будто почувствовал, спросил:

— Вы что тут обо мне сплетничали, что ли?

Мария ответила, что не о нём, и напомнила ему, что люди иногда интересуются другими людьми кроме него. Алекс засмеялся — видимо поверил.

Мы ехали домой, и я разглядывала его, его руки, волосы, губы, обдумывая всё то, что знала теперь о нём, о нас. Мне казалось будто он — это часть моего сердца, и сама я теперь живу только с половиной. Сделается больно ему, будет больно и мне.

Глава 19

После лечения Алекса химией и облучением прошёл год, пришло время пройти скрининговую проверку. Мы поехали в госпиталь вместе, так как он, конечно же, упирался и говорил, что точно знает, что не болен.