Монгол - [23]

Не дождавшись ответа Кюрелена, шаман обратился к Есугею и воинам:

— Я всего лишь слабый монах… И могу разгадывать Небесные Знаки так, как диктует мне моя мудрость. Сам приказ принести жертву может поступить только от самого Хана!

Кюрелен оглядел окружающие его жестокие дикие лица. Он сразу понял, что примитивные создания жаждут крови, и для них не существует различий между добром и злом. Если кто-либо обратится к ним с мольбой, для них в этих словах не будет никакого смысла. Кюрелен горячо обратился к мужу сестры:

— Есугей, я всегда хорошо тебе служил! Но я страдаю от одиночества. Мне не нужна жена. У меня нет детей, а у тебя они есть и могут утешить и в дальнейшем позаботиться о тебе. Этот святой человек Джелми может стать мне другом, нам с ним есть о чем побеседовать. Подари мне его жизнь, молю тебя!

Шаман насмешливо глядел на Кюрелена, но обратился к нему строгим голосом.

— Ради своего удовольствия ты хочешь подвергнуть опасности будущее и, возможно, даже жизнь ханского сына?

Воины стали грозить Кюрелену. Они размахивали мечами почти у его лица. Есугей заколебался: с одной стороны, он желал сделать приятное Кюрелену, а с другой — он был удивительно суеверным дикарем. Происходившая в нем борьба ясно читалась на его простом лице. Он смотрел то на Кюрелена, то на шамана, но никак не мог прийти к решению. Кюрелен схватил его за руку и умоляюще закричал:

— Есугей, я никогда тебя ни о чем не просил, но сейчас!..

Хан взглянул на шамана:

— Кокчу, можно ему помочь?

Шаман равнодушно пожал плечами и с грустью ответил:

— Мой господин, этого нельзя делать.

Глубоко вздохнув, Есугей коснулся рукой уродливого плеча Кюрелена, а потом успокаивающе улыбнулся:

— Послушай, Кюрелен, я дам тебе все, что ты пожелаешь. Сегодня мне достался новый плащ из соболей и красивое серебро. Если тебе не нравится подаренная мною девушка, ты можешь выбрать себе другую и даже не одну… Бери себе красивых коней, тонкие шелка, фигурки из нефрита…

Кюрелен оттолкнул его руку.

— Мне нужен этот человек — Джелми!

Калека бросился на землю, к ногам Есугея, обхватил его колени. По лицу у него ручьями текли слезы:

— Мне не нужно ничто, кроме этого человека!

Неожиданно он почувствовал прикосновение, поднял голову — это был Джелми.

— Кюрелен, я сам желаю распрощаться с жизнью, — тихо шепнул он. — Я очень устал и не хочу больше жить. Я жажду вечного покоя.

— Господин, ты все понял? — заявил шаман, обращаясь к Есугею. — Святой человек сам слышал, как его призывает Великий Дух!

— Нет! — отчаянно закричал Кюрелен и схватил монаха за край халата.

Пораженные воины глядели на калеку, желавшего лишить их удовольствия. Всегда насмешливый и резкий Кюрелен на глазах превратился в рыдающую развалину. Воины не могли поверить собственным глазам, а потом обрадовались тому, что им довелось увидеть подобную сцену.

— Позволь мне мирно покинуть этот свет, — молил Джелми Кюрелена, а тот, вскочив с колен, выхватил из-за пояса кинжал, но сразу же горько подумал: «Я не могу умереть даже ради этого человека, больше всего на свете я ценю собственную жизнь, а сейчас потешаю окружающих».

Шаман уловил быстрое движение и понял, что творилось на душе Кюрелена.

— Держите его! Бейте его! Он может убить хана! — закричал он, хитро сверкнув глазами.

Один из воинов зарычал, как дикий зверь, и прыгнул на Кюрелена, с силой ударил его кулаком по лицу, и калека без памяти повалился на землю. Кровь брызнула из разбитого носа, а воины громко захохотали и стали кричать поверженному калеке разные гадости, столпились вокруг него и пинали несчастного ногами. Кюрелен судорожно сжал край халата монаха, впился в материю мертвой хваткой. Кюрелену казалось, что пред ним предстало благородное лицо монаха, ласково глядевшего на него, а потом пола халата, подобно воде, скользнула меж пальцев, и калека погрузился в полную черноту.

Глава 7

Кюрелен с трудом приходил в себя после длительного забвения. Он лежал с закрытыми глазами, слышал отдаленный сухой хрип, дрожал всем телом. Юрта содрогалась от порывов ветра, бросавшего в стены пригоршни пески и снега.

«Вот и настала зима, и мы переезжаем на зимние стоянки», — подумал он, и от этой мысли калека сразу открыл глаза. В юрте царил полумрак, горящая жаровня испускала клубы пахнущего кизяком дыма. Кюрелен с трудом различал очертания своих любимых резных дорогих сундуков и висевшие на стенах юрты прелестные китайские шелка, на которых были изображены дивные птицы, цветы и черные иероглифы. Снаружи слышались выкрики женщин, раздраженные вопли верблюдов и ржанье лошадей, мычанье стада и блеяние овец, далеко разносившиеся в морозном сумеречном воздухе.

Он попытался приподняться, но тут же ощутил острую боль: правая рука была обмотана материей и накрепко привязана к телу. Голова, казалось, состояла из отдельных дико болезненных частей, а перед глазами плясали багровые огни. Боль, пронзавшая тело, кажется, заставила его припомнить ту ночь, когда пытался спасти жизнь буддистского монаха. От отчаяния он застонал, и тут же услышал рядом тихий шорох. Кюрелен с трудом повернул голову — рядом на корточках в полутьме сидела женщина. У него замерло сердце.