Монгол - [22]

Голос монаха звучал грустно, но страстно, становился все громче и громче, ясно раздаваясь во внезапной тишине, напоминая жалобу, обращенную к Богу. Джелми поднял лицо и широко раскинул руки, будто увидел лик Великого Бога.

— Создатель Хаоса, для чего ты даешь нам своих сынов? Мы их уничтожили и пролили их кровь, обожали и почитали монстров, а они несли нам только смерть и муки! Твои сыны делились с нами любовью, а мы им отвечали, что ненавидим любовь, а сами алчем ненависти, с помощью которой беспомощные братья очутятся в наших жестоких руках! В Твоих глазах мы отвратительны и издаем ужасный шум, противный Твоим ушам. Мы плодим проклятых, любим тех, кто портит и уродует людей, и верим и обожаем бешеных собак. Поколение за поколением мы плодим уродов, и каждый из них уродливее и ужаснее предыдущего. Так будет до тех пор, пока разум, любовь и доброта лежат в пыли, а скелеты невинных людей белеют под лучами жаркого солнца. Поколение за поколением рождаются кровавые мечты, и небеса пылают алыми красками, а изуродованная земля продолжает стонать от страданий и ужаса!

Голос Джелми стал подобен шороху листьев, но казалось, что эхо его слов раздавалось в горах и Вселенная грустит вместе с монахом. Все вокруг застыли от ужаса. Тела людей оставались в темноте, а лица были красны от отсветов огня. Глаза воинов блестели, как глаза зачарованных хищников.

Джелми замолк, опустив голову, — у него больше не осталось сил. Он долго молчал, а потом тихо заговорил:

— Мне слышится Твой священный голос, о, Бог! Но он шепчет мне на ухо, подобно отдаленному ветру в лесах… — Внезапно он резко вскинул голову, и на тонких чертах благородного лица появилось выражение неземного блаженства. Глаза засверкали, а губы радостно улыбались. — Бог мой, я Тебя слышу! Я слышу Твои слова. Красивые слова надежды и любви! Ты говоришь, что если даже существует зло на земле, и процветают монстры, и нам слышны жалобы и плач беззащитных людей, и эти жалобы разносятся среди гор и холмов, Твоя милость все равно победит все зло. Сумасшедшие и злобные люди приходят и уходят, но земля принадлежит Господу Богу. Она останется такой. Земля будет вечно принадлежать Богу!

Голос монаха напоминал трубный глас. В нем звучали победные ноты. Его хрупкое тело, казалось, выросло и вибрировало от внутренней силы и благородного порыва. Монах уже замолчал, а в воздухе продолжало раздаваться эхо его слов. Воины ничего не поняли, но их била дрожь.

Кюрелен не сводил взгляда с огня, на темном худом лице невозможно было ничего прочитать. Таким же неподвижным оставался и шаман, который напоминал каменного божка, но смотрел на Джелми с отвращением.

Воины никак не могли понять, что происходит, и недоуменно переглядывались. Есугей также ничего не понимал и, ожидая объяснений, уставился на шамана. Он ждал, что тот ему объяснит это удивительное пророчество.

Шаман, улыбаясь, поднялся. Он держался с удивительным достоинством, церемонно и насмешливо поклонился уставшему и поникшему монаху.

— Он говорит, что слышал слова Великого Духа, населяющего Великие Синие Небеса. Тот, кто слышит предсказания Великого Духа, находится на пороге смерти. Великий Дух указал, что желает, чтобы этот святой человек пожаловал к Нему, иначе он не позволил бы своему покорному слуге услышать свой голос.

Кюрелен не прислушивался к словам шамана, но когда до него дошел их смысл, он отшатнулся, будто его с силой ударили в грудь, побелел, и во рту у него пересохло. Кюрелен нахмурился.

— Правда! Правда! — радовались воины.

Шаман улыбался.

— Что касается христианского священника — он тоже наблюдал видение, которое мы с вами не видели, и слышал неслышимый нам голос…

— Правда! Правда! — продолжали бесноваться воины.

Шаман медленно сложил ладони и с видом святоши поднял глаза вверх.

— Неужели мы посмеем навлечь на нас и на только что родившегося младенца гнев Великого Духа, отказавшись отправить прямиком к нему желанных Ему слуг? Неужели мы откажем Великому Духу в священном приношении?

— Не-е-ет! — вопили воины. Они вскочили, и от них исходил тревожный запах, как от хищников, собирающихся растерзать добычу. Запах был настолько сильным, что в его парах можно было задохнуться. Воины, глаза которых излучали свет бешенства и страсти, звенели мечами. Христианский священник в блаженном неведении продолжал храпеть, обратив ноги к костру. Джелми даже не пошевелился. Он склонил голову на грудь и медитировал.

Кюрелен с трудом поднялся. Лицо его стало серым, и он в бессильной ярости обратился к шаману.

— Ты уничтожишь святого человека из-за своей зависти и отвратительного характера?..

— Какого святого человека? — Шаман сделал вид, что сильно удивился. — Этого? — И он небрежно коснулся священника кончиком сапога. — Или этого? — Он злобно кивнул в сторону Джелми.

Воины грозно заворчали.

Кюрелен от страха потерял самообладание.

— Тебе известно, что нельзя вредить святым людям…

— Вредить? — переспросил шаман, высоко поднимая брови, как бы в крайнем удивлении. — Я ничего не сказал о том, чтобы как-то навредить им. Святых людей никто не смеет обидеть. Но в данное время что может больше всего понравиться Великому Духу, чем жертвоприношение священников в Его честь? Разве Он не указал, что желает этой жертвы?