Монгол - [21]

Кюрелен пожал плечами:

— Пусть так, но эта идея не принесет вреда и обеспечит сыну моей сестры поддержку этих людей. Я вижу, что наш шаман позеленел от зависти и жалеет, что сам до этого не додумался.

Джелми заметил, что многие воины с нетерпением поглядывают на него. Потом раздались дружные выкрики, что этот святой человек также должен высказать свои предсказания. Джелми побледнел и попытался попятиться во мрак подальше от огня. Но грубые руки подхватили его и вытолкнули вперед.

— Предсказание! — вопили воины. Многие из них ударили по лакированным щитам ножнами.

Бедный испуганный монах стоял в свете костра и смотрел на окружавшие его дикие лица. Кюрелен потянул его за край желтого халата и со смехом шепнул:

— Неужели твое воображение беднее, чем у этого грязного священника?

Джелми оглядел воинов и тихо произнес:

— Я всего лишь самый низкий из низких. Кто я такой и почему со мной станет разговаривать Бог? Я не смею даже молиться… Я должен испытывать в его присутствии то, что ощущает червяк, ожидающий, что его сейчас раздавит чей-то сапог. Я меньше крупицы песка, и как может Бог обратить на меня свое внимание? Я стою меньше, чем глоток воды в пустыне.

Грубые воспаленные лица нахмурились. Воины не понимали, о чем им говорит этот ничтожный желтолицый монах. Они что-то бормотали, а потом опять раздался общий крик:

— Предсказание!

Джелми колебался, и его лицо стало совсем грустным. Он сжал ладони, откинул капюшон, и его лицо засияло, подобно изящно вырезанному из старинной слоновой кости образу. Джелми прикрыл глаза и прошептал:

— Я могу только ждать.

Кюрелен очень перепугался. Воины были сильно возбуждены и начали злиться. Кюрелен разозлился на Джелми, ведь тот был умным человеком и должен был продемонстрировать этим людям несколько размашистых жестов, что-то выкрикнуть, напустить на себя удивление, и воинам будет этого достаточно. Так обычно поступали все — и священники, и шаманы, — иначе они ни на что не годились! Если они не смогут взволновать людей прекрасной ложью, они должны будут вернуться к тяжелому труду! Но философы и священники были хитры и поэтому умели пугать и вводить в транс простых смертных, чтобы вкушать хлеб, который они честно не имели желания зарабатывать.

Джелми продолжал стоять, низко опустив голову и закрыв глаза. Он крепко сжал ладони и страстно шептал молитвы. Потом показалось, что он окаменел, губы перестали шевелиться, и он стал бледным, как сама смерть. Казалось, что он выслушивал жуткое предсказание.

Голова резко упала на грудь, будто он получил смертельную рану. Кюрелен улыбнулся, и у него полегчало на сердце. Воины ближе придвинулись к Джелми, ожидая услышать таинственное предсказание.

Джелми медленно поднял голову и открыл глаза, а потом взглянул в небо. Казалось, он постарел на десять лет. Желтая кожа на лице натянулась и стала сухой, как осенний лист. Глаза как бы отражали отсвет ужасного видения, которое не мог переварить его разум. Он начал говорить так тихо, что его слова были почти неслышны.

— Нет, невозможно, чтобы мне предстало такое ужасное видение и не может быть, чтобы это было правдой! Кто может выдержать подобное известие и остаться в живых? Никто не сможет выдержать такого отчаяния и агонии, огонь и разрушение, слышать страшные крики и остаться в полном разуме! Мой Будда, почему ты меня подверг подобному испытанию? Почему мне было такое видение?

Кюрелен улыбался все шире. Джелми действительно оказался умным человеком. Но ему не следовало переигрывать. В мозгу Кюрелена молнией промелькнула мысль, из-за которой он перестал улыбаться. Вероятно, это было страшное предсказание, коли о нем говорил монах испуганным и отчаявшимся голосом! Он пристально взглянул на Джелми. По лицу монаха ручьями текли слезы. Он сжимал и разжимал руки в приступе отчаяния. Кюрелен подумал: «Нет, не может быть. Этот человек в самом деле решил, что ему представилось ужасное видение!»

Воины в недоумении смотрели на плачущего Джелми, облизывали губы, хмурились и в испуге переглядывались. Шаман презрительно сплюнул в огонь и нахмурился.

Монах продолжал говорить слабым голосом:

— Лучше бы мне умереть, чем увидеть все это, а еще лучше — не родиться на белый свет. Кто может понять ужасную душу человека и после этого продолжать жить? Никто не сможет смотреть на свет солнца, обладая подобными знаниями! Если я продолжу жить, это будут дни мук, печали и бесконечных страданий.

Воины что-то бормотали, пытались что-то понять с помощью соседей. Кюрелен по-настоящему испугался и резко дернул Джелми за подол халата. Шаман оживился, и в его глазах засверкали злобные искры. Есугей, простая душа, ничего не понимал и нервно пощипывал нижнюю губу.

Джелми ни на кого не обращал внимания, а рыдал еще сильнее и в отчаянии сжимал и разжимал руки.

— Зачем Бог дает жизнь своим сынам на земле? Отчего они умирают? Их голоса заглушает шум ветра, а отпечатки ног засыпают вечные пески пустынь. В текущих ручьях не остается отпечатков. То же самое можно сказать и о скалах. По пыли шествуют кровавые легионы сумасшедших ненавистников и уничтожителей людей. Где они пройдут, там вырастают знамена проклятых; где они говорят, там слышны крики хищников, старающихся уничтожить мертвецов. Пламя ненависти разрушает посаженное в землю зерно. Железные шаги растоптали урожайные виноградники, а вместо вина текут реки отравленной жидкости. Все хорошее гниет в земле, а дурное превращается в вечные мечи смерти.