Монфорте. Любовь моя - [3]

Но они остались. Вернувшись в Монфорте после первого семестра в университете, я обнаружила магазинчик Gavuzzo & Morelli на прежнем месте. Более того, мне даже показалось, что дела у них идут в гору. Узкие полки, на которых когда-то стояли бутылки с вином, а теперь были разложены бюстгальтеры, комбинации и трусики, подсвечивали вполне современные – для того времени так уж точно – миниатюрные галогеновые лампочки. Яркий свет отражался от перламутра и стекляруса, украшавших наиболее изысканные модели, из-за чего они искрились, точно снег на солнце. Витрина теперь тоже вызывала больше доверия: сладострастные бюстье, утопающие в кружевах муслиновые пеньюары и прелестнейшие бюстгальтеры, расшитые цветами, были подвешены к потолку на нитях – благодаря этому создавалось ощущение, будто они парят в воздухе на разной высоте.

Все вместе вызывало ассоциации с экстравагантными украшениями на рождественской елке или сонмом невидимых ангелов в шелковых покровах.

В тот момент, однако, магазин интересовал меня даже меньше, чем перед отъездом. Мое мировоззрение сильно изменилось. Дело в том, что в начале семидесятых студенты итальянских колледжей не могли решить, брать ли моду с американских детей-цветов или с немецких анархистов, поэтому представляли собой нечто среднее между этими крайностями. И я не была исключением. Оказавшись на первом курсе, я выкурила свой первый косяк и поучаствовала в своей первой сидячей забастовке. У меня случались отношения с парнями, которых можно было считать почти – но не до конца – моими любовниками. Я не спала ни с одним из них, так как на тот момент была не в состоянии примирить мучительную идею о сексуальной свободе с практической стороной отношений.

Иными словами, я страшно боялась, что в тот самый момент, когда я уступлю желаниям кавалера, он потеряет ко мне всякий интерес, – очень даже вероятный исход событий, о котором, однако, не было ни слова в книгах радикальных феминисток, которые я всюду демонстративно таскала с собой. Я была уверена, что это всего лишь вопрос времени. Я тогда вступила в Коммунистическое общество и протестовала против войны во Вьетнаме, танцуя вокруг горящего американского флага. Я побывала на концерте The Grateful Dead и на чтениях, устроенных поэтом-битником в Венеции. Свои новые настроения я выражала тем, что носила куртку цвета хаки, на лацканах которой красовались нашивки с листьями марихуаны и «пацифик», а на голове – черную фетровую шляпу, залихватски обмотанную шейным платком одного из моих приятелей. В душе я считала себя кем-то средним между Эдит Пиаф, Бобом Диланом и Ульрикой Майнхоф, лидером Фракции Красной Армии[1].

Всякий раз, проходя мимо магазина нижнего белья по дороге в центр или из центра Монфорте, я видела снующих туда-сюда покупателей. Как правило, это были мужчины, покупающие подарки для своих жен или подружек. Некоторые проскальзывали в магазин, стараясь быть незамеченными; другие заходили, уверенно насвистывая, словно желая подчеркнуть, что для них такие покупки дело привычное. Я также заметила, что, выходя из магазина, они выглядели довольными, радостными и слегка возбужденными, будто купили подарок скорее самому себе; что, в некотором роде, было правдой.

Лично я с трудом могла себе представить, что состою в отношениях с мужчиной, который дарит мне белье; мои университетские друзья сочли бы такой поступок неприемлемым, буржуазным. Надо сказать, что среди покупателей были и женщины, и они вызывали у меня даже большее любопытство. Они выходили из магазина с выражением необычайного довольства на лице, как если бы шли с сеанса массажа или с любовного свидания. Я видела, что, если мужчины шли, непринужденно размахивая модными белыми пакетами с логотипом Gavuzzo & Morelli, то женщины, как правило, вешали их на локоть, чтобы держать поближе к себе, и пакеты мягко били их по бедру во время ходьбы.

Кое-что привлекло мое внимание в оформлении витрины. Владельцы магазина не только меняли ее вид приблизительно раз в неделю, – казалось, каждая такая экспозиция была посвящена какой-то своей теме. Например, у нас в городе жила девушка по имени Антониа Фабби. Я ее немного знала: в скором времени она собиралась замуж за молодого винодела Беппе Фучиллу.

Все – я имею в виду бабушку Розу и компанию – говорили, что ей страшно повезло заполучить в женихи такого парня и что ей бы лучше держать ухо в остро, ведь помимо того, что Беппе Фучилла был очень привлекателен, он происходил из богатой семьи, состояние которой превышало состояние семьи невесты, а это во все времена служило поводом для досужих разговоров и домыслов.

И вот однажды, вскоре после Рождества, в витрине магазина Gavuzzo & Morelli появились белые подвязки, выложенные на облаке белого муслина. В центре всей экспозиции лежали красные кружевные дамские панталоны.

Это была явная провокация. И дело не только в том, как эти панталоны были разложены – весьма буднично, будто их сбросили и забыли убрать, – все дело было в кусочках фиолетовой, бирюзовой и белой папиросной бумаги, разбросанных по всей витрине и напоминавших конфетти. Несмотря на отсутствие явных намеков, композиция совершенно однозначно указывала на