Монастырские утехи - [4]

служба. И горе тому, кто служил без должного тщания, пропускал молитвы или проглатывал

песнопения!

    Затем отправлялся протопоп в канцелярию — обычно комнатушку при поповском доме,— где

просматривал документы, счета, бумаги, приходы и расходы, проверял, сделан ли ремонт,

определял, по чьей вине нанесен ущерб храму господню, выслушивал жалобы, собирал

заявления, не оставлял без внимания и дела миссионерские и просветительские.

— Почему у тебя ошибки в этой записи о крещении?

Священник заикался, стараясь поскорее перелистнуть церковную книгу, но палец протопопа

нависал, подобно гвоздю, над неисправной страницей.

— А где расписки плотника?

— Да, видите ли, ваше высокопреподобие, Стэнике, плотник... Да то, да сё...

— Покажи мне предложения других поставщиков.

— Да откуда их взять, грехи наши тяжкие,— причитал провинившийся,— нету здесь

других поставщиков!..

— Почему не искал в городе? Устроил ты торги, чтобы покрыть купола?

    Поп, припёртый к стенке, таращил глаза. Торги? Это ведь когда бьёт барабан и выкрикивают,

как на аукционе. Да разве такое возможно?

    В общем, попробуй потягайся с ним — он заведёт дело в такие дебри, что самый ловкий и

многоопытный поп запутается!

    Ну, поп всё-таки мужчина, и он даже если и падал духом, то в конце концов приходил в себя.

Но попадью разбирал страх, и над домом разражалась буря, жертвой которой оказывались

сперва ребятишки — им доставалось на орехи, дабы неповадно было проказничать, а потом или

поросёнок — тот попадал на противень,— или цыплята — их сажали на вертел...— иной раз и

то и другое,— лишь бы его высокопреподобие были милостивы к прегрешениям священника,

последний же со своей стороны из кожи лез, чтобы цуйка и вино веселили и умиротворяли.

Протопоп, задав виноватому хорошую баню, быстро смягчался, тем паче что из-за стены вот

уж в третий раз доносился зов попадьи:

— Пожалуйте к столу, чорба[2] остывает.

   Отцу Илие, который замешкался с ревизией, ничего не оставалось, как принять приглашение. А

то где ж ему было найти пищу, приличествующую его сану? На постоялом дворе — есть

засиженные мухами бублики и пить самогон вместе со всеми странниками? Не станут ли люди

смеяться над священником, который отпустил его из дому, не оказав гостеприимства?

   Обед под разговоры о детях, о бесчисленных бедах и печалях жизни, о болезнях попадьи и

хворобах попа затягивался надолго. Потом, слегка передохнув и подремав, отец Илие,

протопоп, угодный обеим партиям, колдовал над актом согласно установленному порядку,

подтверждая, что он всё нашёл в наилучшем виде, и хозяин впрягал лошаденку в бричку или

брал у соседа телегу, дабы доставить его высокопреподобие в соседнее село.

   Здесь протопоп попадал — вроде как снег на голову — в распростёртые объятия другого

священника, который ещё с утра получал депешу от своего собрата о грядущей напасти. Попы

всего уезда поклялись предупреждать друг друга об опасности. Так что едва красная камилавка

отца Илие показывалась у городской заставы, как вся цепочка сельских попов, находившихся

на пути его следования, начинала гудеть почище телеграфа — это пономари, пыхтя, сновали

взад-вперёд с криком:

— Протопоп едет! Уже принялся за нашего отца Михая!

   И протопопа угощали и ублажали, носили на руках в каждом приходе, а он продолжал

неуклонно свой дозор. О его возвращении домой заботились сообща все священники. Тот, до

кого доходил черед, отправлялся в город по какому-нибудь делу и загружал в почтовую карету

его высокопреподобие со всеми дарами, которые насильно ему вручали: с гор — цуйку и

вино, с равнин — сало и муку, а на пасху — и живую домашнюю птицу.

   Бывало, две-три недели ещё не пройдут — снова тревога. Красная камилавка показывалась у

другой границы уезда, обращая в бегство, точно зайцев, и других священнослужителей. Где

только не настигали депеши бедных батюшек! Одних отрывали от отдыха, других — от дел,

сгоняли с полей, извлекали из трактиров.

— Протопоп. Едет протопоп!

— Значит, отправился протопоп в свой дозор.

   Объезд этот не всегда проходил одинаково. Чаще всего события принимали неожиданный

оборот, возникали задержки и осложнения, из-за чего протопоп где замешкается, а где и

вовсе свернёт в сторону: ежели, например, крестины да ещё с обедом — глядишь, целый

день вон. Другой раз, бывало, пышная свадьба: тут уж остановка получалась не меньше, чем

на три дня и три ночи. А там, смотришь, похороны с долгими богатыми поминками. Разве

уедешь, оставив без утешения людей, собравшихся на тризну? На это тоже надо дня три-четыре.

   Не забудьте и про престольные праздники, когда прихожане, точно овцы, стекались отовсюду и

их белые стада с волнением и гордостью внимали протопопу, этому величественному гайдуку в

ризе, служившему перед всем собором.

   Протопоп не только не избегал подобных случаев, но, напротив, отыскивал их днём с огнём: на

праздниках и пиршествах он распускался как цветок.

   Однажды в майское воскресенье, проснувшись на заре, протопоп Илие поехал в церковь на

окраине города, где служили тогда два священника. Он оставил одного из них заканчивать

службу и поспешил с другим, отцом Владом, в его коляске в отдалённую деревню, лежавшую в