Молоко с кровью - [58]
– Болеет он… Или как это… Побитый весь…
– Знаем, что побитый, – отвечают. Барбуляковы вещи бросили, вокруг Степки собрались, как родственники скорбные вокруг гроба. Переглянулись, один рукой на дверь показал, остальные кивнули и стали Степку на одеяло перекладывать.
Татьянка испугалась еще сильнее.
– Да что же это? Куда это вы его? Он же совсем негодящий!
– Точно, тетка, – сказал ей один. – Негодящий!
– Да куда вы его? – к стене стала, руки к груди прижала.
– Вам сообщат, – ответил тот, что остальным приказы отдавал.
– Так его лечить нужно…
– Заодно и вылечим, – сказал. – От всех болячек!
– А где? Где? Я б, может, передачку какую ему собрала… Проведала…
Начальнику, верно, Татьянкины нюни надоели. Он вынул из кармана красную книжечку и ткнул в горбатый нос:
– Мы из областного управления комитета государственной безопасности. И посещения в нашей конторе не предусмотрены. Мы сами проведываем… кого нужно. А вам, Татьяна Тарасовна, советуем сохранять покой и держать рот на замке до тех пор, пока мы вас не вызовем, – Татьянку взглядом смерил. – Если будет такая необходимость. Вам все понятно?
Татьянка замерла, а серьезные дядьки уже понесли немца из хаты. «Ногами вперед», – только и мелькнуло в Татьянкиной голове. На ватных ногах дошла до двери, вышла – Степку уже засунули в машину, стоявшую у двора. «Такая же, как “скорая помощь”, только болотная», – откуда-то взялась в Татьянкиной голове несвоевременная мысль.
Юрчик увидел, как Барбулячкиного отца вынесли на одеяле и положили в машину, и аж глаза вытаращил. Вот это да! Тут такое… А рыжая Ларка за хряком гоняется. Оглянулся на бабину хату – нет бабы во дворе. И хорошо! Пока баба Ганя из хаты на Юрчика глянет, он сто раз успеет к ставку сбегать, потому что один мальчик только что по улице бежал и кричал, что хряка на ставок загнали.
Юрчик усмехнулся хитро и побежал к ставкам.
За Ракитным в степи рядом с лесополосой еще во времена царя Гороха люди вырыли два глубоких ставка, и, верно, правильное место нашли, потому что со временем ставки не обмелели, не поросли камышом, не превратились в болота, отчего ракитнянцы пришли к выводу, что ставки поддерживают свою силу подземными родниками. Один ставок – поменьше – был за километр от Ракитного в степи. Второй – побольше и поглубже – сразу за селом. На этот большой став и загнала ракитнянская толпа Тарасова хряка с дверцей от Нечаева «Запорожца» на шее.
Юрчик добежал до ставка, стал на берегу и рассмеялся. Цирк да и только! Стоит на льду посреди ставка хряк. Копыта разъезжаются, он ими перебирает, аж визжит, а копыта не слушаются, скользят. Хряк от той беды головой крутит, а на шее дверца красная болтается. А с другого берега дядьки ракитнянские хряка пугают, чтоб он, выходит, к берегу направлялся. Но хряк – ни в какую!
Тут видит Юрчик – немного в стороне от него с берега на лед рыжая Ларка вышла и пошла к хряку.
– Иди, иди, мой маленький! Иди, иди, моя ласточка… – хряка уговаривает.
– Ларка! Ла-а-арка! – закричал Юрчик.
Ларка оглянулась, махнула Юрчику рукой, мол, да не мешай ты мне! И дальше. К хряку идет, а он внучку хозяйскую признал и отступает потихоньку к берегу, где уже дядьки с веревками наготове.
– Вот глупая! – рассердился Юрчик, ступил на лед и пошел за Ларкой.
До испуганного и обессилевшего хряка оставалось метров тридцать, когда лед под Ларкой – кряк – как испуганная утка. Девчушка охнуть не успела – провалилась в темную воду и в последний миг уцепилась ручонками за край обломанного льда.
Юрчик остановился и растерянно оглянулся. Дядьки на другом берегу приставляли руки к глазам, чтоб разглядеть, что происходит на льду, и, хоть перед ними дергался хряк, вдруг засуетились, кто-то один уже обвязывался веревкой…
Юрчик глянул на тонкие Ларкины ручки, только их и можно было увидеть среди проломанного льда, упал на лед и пополз к девочке. Ухватил Ларку за руки, потянул на себя.
– Быстрей, быстрей, – шептал. Ларка вцепилась в Юрчика.
– Пуговицу расстегни, – прохрипела дрожащими синими губами.
Юрчик совсем не понимал, чего хочет от него глупая рыжая Ларка, которая вечно встрянет в какую-нибудь историю, но протянул руку и с трудом расстегнул у шеи большую, как дуля, пуговицу грубого Ларкиного пальто. Ларка выскользнула из пальто и, как обезьяна, вскарабкалась на лед из полыньи. Выбралась и на четвереньках – от полыньи. На метр-два, не больше, отползла. Упала на лед, скрутилась. Синяя. Трясется.
Юрчик встал. Сердце колотится. Мокрые руки дрожат. Со страхом отошел от полыньи, в которой плавало Ларкино пальто, насупил брови серьезно, как отец-председатель, подумал миг, скинул теплую дубленку и осторожно пошел к девочке.
– Вот точно простужусь из-за этой глупой Ларки, – бормотал серьезно.
До нее оставалось не больше метра, когда лед под Юрчиком провалился тихо, без единого звука, словно в страшном немом сне. Ларка заморгала глазенками и увидела темную воду небольшой, аккуратной, словно кто-то нарочно вырубил, полыньи, на краю которой лежала добротная дубленка Юрчика. В полынье равнодушно плескалась вода. Казалось, лед не провалился под мальчиком, а кто-то хищный, безжалостный и всемогущий пробил его изнутри, чтобы схватить Юрчика и мгновенно бесследно исчезнуть с ним в темной бездне, словно в результате неимоверно удачной фантастической операции.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».