Молодёжь России: «No Future»? - [3]

Т. есть с чем сравнивать: первоначально она училась на «технаря» (это было в начале «перестройки») и лишь затем, осознав, что это — не ее дело, ушла из технического вуза и поступила в гуманитарный (Т. — золотая медалистка, и все предметы давались ей одинаково хорошо).

В эпоху СССР Т. жила в общежитии, и никто не принуждал ее там заниматься проституцией. Стипендии Т. хватало не только на еду, косметику и т.п., но и на театры, музеи, выставочные залы, консерваторию. За три года она купила свыше 50 книг.

Формально Т. аполитична. У нее нет времени (учеба плюс подработка) и физических сил (полуголодное существование) на то, чтобы следить за политикой. У нее нет денег на покупку (подписку) газет и журналов, у них с подружкой нет телевизора. Но в реальности уровень неприязни к власти у Т. исключительно высок. Выборы она сознательно бойкотирует. Ельцина ненавидит и никогда не простит ему того, что из-за его «экономических реформ» она не смогла попасть к матери на похороны. Достаточно регулярно она выражает сожаление, что в России нет каких-нибудь «красных бригад», которые могли бы похитить и убить внука Ельцина: по ее мнению, это было бы, как минимум, справедливо. Могу заверить, что такие настроения — еще не самые радикальные.

О том, как живет «пэтеушная» молодежь, и вовсе вы нигде не прочтете. Единственным человеком, который осмелился написать об этом, был анархист М. Цовма, а единственным изданием, которое осмелилось его опубликовать, была газета «Латинский квартал». Сейчас, кстати, «Латинский квартал» уже не выходит, поплатившись за свой радикализм, а люди, издававшие его, вынуждены зарабатывать себе на жизнь в бездарной и убогой «справочно-телепрограммной» «Неделе». Если кратко суммировать описанное М. Цовмой, жизнь «пэтеушника» такова: учить ничему не учат (преподаватель физики, например, ставит пять баллов тому, кто первым успеет правильно ответить на вопрос «сколько времени»), перспектив никаких (работы по специальности не предвидится), «пэтеушники» живут в атмосфере полицейского террора (в милицию их забирают по поводу и без повода, при этом, естественно, избивают), денег нет, поэтому от всякого культурного досуга они отстранены, основное времяпрепровождение — бесцельное шатание по улицам (дома-то тоже тошно), предел мечтаний — раздобыть «травки», забить один «косяк» на всю немаленькую компанию (на большее денег нет) и «покайфовать» где-нибудь в подъезде. Наркотики, кстати, продаются тут же в «лицее» (так теперь называется ПТУ), «пушеров» милиция знает в лицо, но, получая от них мзду, естественно, не трогает. Фактически на этом уровне наркобизнес легализован и даже поощряется властями (милиции выгодно держать подростков «на крючке»).

Вообще, проблема алкоголизма и наркомании молодежи, детей и подростков — проблема табуированная. Сколько в стране подростков-наркоманов, подростков-токсикоманов, подростков-алкоголиков? Где реальные цифры, где исследования, кто их проводил? Сытые дяди и тети из правительственных кабинетов оперируют какими-то цифрами, взятыми с потолка[3]. Я склонен верить тем, кто работает непосредственно с детьми на местах. Вот, например, А. Кротов из Набережных Челнов фиксирует у себя в школе: 20 % старшеклассников — наркоманы и токсикоманы, 10 % — хронические наркоманы и токсикоманы. Остальные — алкоголики. «А проблем с пьянством в школе нет, потому что пьют все… Те, кто не пьет — редкость, живые реликты. На них показывают пальцем. В одном из восьмых (восьмых, заметьте!) классов у меня непьющий только один мальчик. Не пьет он потому, что недавно мама, поругавшись с пьяным папой, зарезала последнего ножом, кухонным…» То есть, как нетрудно догадаться, до того «инцидента» и этот единственный «непьющий мальчик» пил. «Детское пьянство серо, беспробудно и агрессивно, — пишет далее А. Кротов. — Детских вытрезвителей нет… Много слез, синяков и песен. А еще — можно бритвой по венам. (Два случая за прошлый год.)»[4]. Кстати, а что у нас с детским и юношеским суицидом? Где данные? Засекречены? Заместитель директора Венгерского Института русистики Тамаш Краус, приезжавший в прошлом году в Москву, рассказал, что, по их сведениям, за 1992—1994 гг. число самоубийств детей и подростков в России возросло в 5,5 раза, а число попыток самоубийств — почти в 18 раз. Интересно, у них в Будапеште об этом знают, а у нас никакой информации ни в каких инстанциях не получишь (говорю это официально, как политический советник «Студенческой защиты»). Рассказывают, что в 1995 г. личным распоряжением премьера Черномырдина запрещено к распространению (то есть по сути засекречено) комплексное исследование по проблемам молодежи России, выполненное НИЦ при Институте молодежи под руководством академика И.М. Ильинского. Что вас так напугало в этом исследовании, а, Виктор Степанович?

А где-нибудь есть сегодня данные о самоубийствах среди учителей и преподавателей? Один из моих знакомых — тех самых «коммунаров», что когда-то «давили» на ЦК ВЛКСМ при обсуждении «брежневской» конституции, — за 1995 г. четыре раза ездил в разные города и хоронил других учителей-«коммунаров». Три случая из четырех — самоубийства. Все трое — 1960—1962 годов рождения. (Четвертый случай также показателен: руководитель детского клуба в Поволжье был убит местными уголовниками за то, что составлял им конкуренцию в деле воздействия на умы подростков. При Брежневе его «прорабатывали», но клуб функционировал, при Андропове грозили закрыть, но не закрыли, при Горбачеве комсомол, наоборот, дал модному тогда «неформалу» денег, юридический статус и закрепил за ним помещение. При Ельцине — убили. Символично?)