Молодая кровь - [150]

Шрифт
Интервал

Примерно через час Роба вызвали к управляющему. Он сразу вспомнил, что недавно вечером на улице Оскар Джефферсон предупреждал его. Наверно, мистер Бьюсси собирается его уволить. Иначе зачем бы он стал вызывать к себе? Роб вошел в кабинет и выжидательно остановился. Управляющий, одетый очень небрежно, сидел за письменным столом, уткнув нос в бумаги. Он даже не поднял головы, хотя знал отлично, что Янгблад здесь. Роб это понял. Только спустя несколько минут мистер Бьюсси глянул на Роба, но тут же снова занялся своими бумагами, затем протянул руку к телефонной трубке. Роб вспыхнул от гнева, страх мгновенно исчез. Он сел на стул. К дьяволу мистера Бьюсси! Раз болят ноги, он будет сидеть.

Прошло еще довольно много времени, пока белый посмотрел на Роба опять, но посмотрел так, будто не знал, кто это и зачем пришел. Он хотел взглядом заставить Роба встать, но Роб даже не шевельнулся.

Наконец мистер Бьюсси заговорил:

— Подойди сюда, Янгблад! Я не хочу кричать, чтобы все нас слышали.

Роб поднялся, шагнул к управляющему и застыл в ожидании — высокий, злой, опасный.

— Доволен ты своей работой, Янгблад?

— Вполне, мистер Бьюсси.

— Есть у тебя какие-нибудь жалобы?

Робу хотелось ответить, что у него миллион жалоб, но он вспомнил замечание Эллиса о том, что в одиночку бесполезно жаловаться: выгонят—и все. Что в этом толку? Через пятнадцать минут какой-нибудь бедняк негр с радостью займет его место.

— Нет, сэр, — сказал Роб.

— Ты не лжешь, малый? — Нет, сэр.

— Говорят, что в нашем городе появился неизвестный негр, который разъезжает повсюду в новеньком паккарде. Ты знаешь что-нибудь о нем?

— Нет, сэр.

— А другие говорят, что это не негр, а высокая, красивая негритянка, — все толкуют по-разному. Ты в самом деле не знаешь и не слышал ничего?

Чего этот крэкер добивается? Какой-то негр, автомобиль…

— Нет, сэр, я ничего не знаю. Первый раз слышу.

— По-моему, это кто-то из профсоюзных вымогателей. А ты как думаешь?

— Знать ничего не знаю, мистер Бьюсси.

— Вот-вот, самое лучшее тебе и не знать ничего! Если цветной человек не хочет попасть в беду, он должен держаться подальше от таких дел. Эти профсоюзные вымогатели, болтающие о социальном равенстве и дружбе с белыми женщинами, опаснее всего для цветного человека, особенно в Джорджии!

Роб промолчал. Он был зол и боялся выдать свой гнев.

— Но я слышал кое-что и похуже, — продолжал управляющий. — Слышал, что ты тоже собираешься вступить в профсоюз.

Роб смотрел в упор на белого и даже бровью не повел:

— Да что вы?

— Да, да, так мне сказали. Дело твое, Янгблад, но пойми, что ничего путного из этого не выйдет, только деньги у тебя вытянут. — Он стукнул по столу большим красным кулаком. — Чтобы получить у нас место или сохранить его за собой, ты не должен был никому платить ни цента, ни даже полцента! А профсоюз — это просто грабеж средь бела дня, и он тебе не нужен! И как бы за него ни распиналось НИБТ,[29] я у себя никакого профсоюза не потерплю!

Роб невозмутимо глядел на мистера Бьюсси. Он еле удерживался от смеха.

— Никакого профсоюза в нашей гостинице не будет, Янгблад. Категорически заявляю. Выкинь из головы всякие нью-йоркские бредни. Можешь передать всем. А если мы поймаем этого неизвестного негра, то так его отделаем, что он до самой смерти будет вспоминать Кроссроудз в Джорджии. Ты меня понял, Янгблад?

— Да, мистер Бьюсси.

Вечером, когда после работы все собрались в раздевалке, Роб рассказал об этом товарищам. Лица их помрачнели.

— Странно, что он тебя выбрал. Почему ему надо было все это говорить тебе, Янгблад? Ты же здесь самый младший! — сказал Эллис Джорден. Коридорные озадаченно переглянулись.

— А я откуда знаю! — отозвался Янгблад.

— Значит, надо быть осторожнее, — изрек Вилл Тернер. — Бросим на время эту профсоюзную волынку!

— То есть как это бросим? — накинулся на него Гас. — Мы еще и не начинали!

— Ничего и не начнем, если будем бояться мистера Огла!

— Если мы решили объединиться и организовать профсоюз, то ни мистер Бьюсси, ни мистер Огл и никто другой нам не указчики, — сказал Янгблад.

— Все-таки я не понимаю, Янгблад, почему он выбрал именно тебя. Не иначе, кто-то из белых накляузничал ему. — Эллис Джорден оглядел хмурые, встревоженные лица негров, уже успевших переодеться и толпившихся у дверей. — Хуже гремучей змеи тот сукин сын, который доносит белому.

Бру Робинсон откашлялся.

— Что правда, то правда.

Вилл Тернер вытер потный нахмуренный лоб, Хэк Доусон скривил губы:

— Черт проклятый!

У всех был очень озабоченный вид.

В этот вечер Роб зашел к Ричарду Майлзу, и до поздней ночи они проговорили о делах в гостинице и плачевном положении негров, ухудшающемся с каждым днем. Ричард сказал Робу, что он в воскресенье собирается поехать в Атланту на собрание Ассоциации содействия прогрессу цветного населения. Кажется, в Атланте есть профсоюз, который, может быть, захочет присоединить к себе группу работников гостиницы, он обещает зайти туда и поговорить об этом. Ричард приготовил лимонад. Они сидели в крошечной гостиной, пили лимонад и ели коржики, испеченные Джозефин, беседовали о профсоюзах, об Ассоциации, о жизни на Юге. Роб смущенно поглядывал на Джозефин, на ее слегка округлившуюся талию, — она была уже на третьем или на четвертом месяце беременности. Он вспомнил Айду Мэй и прошлое воскресенье в лесу Янгблада. Боже милостивый, хоть бы ничего не случилось! А все-таки это было необыкновенно! Такого необыкновенного дня он не помнит в своей жизни.


Рекомендуем почитать
Цветы ядовитые

И. С. Лукаш (1892–1940) известен как видный прозаик эмиграции, автор исторических и биографических романов и рассказов. Менее известно то, что Лукаш начинал свою литературную карьеру как эгофутурист, создатель миниатюр и стихотворений в прозе, насыщенных фантастическими и макабрическими образами вампиров, зловещих старух, оживающих мертвецов, рушащихся городов будущего, смерти и тления. В настоящей книге впервые собраны произведения эгофутуристического периода творчества И. Лукаша, включая полностью воспроизведенный сборник «Цветы ядовитые» (1910).


Идиллии

Книга «Идиллии» классика болгарской литературы Петко Ю. Тодорова (1879—1916), впервые переведенная на русский язык, представляет собой сборник поэтических новелл, в значительной части построенных на мотивах народных песен и преданий.


Мой дядя — чиновник

Действие романа известного кубинского писателя конца XIX века Рамона Месы происходит в 1880-е годы — в период борьбы за превращение Кубы из испанской колонии в независимую демократическую республику.


Геммалия

«В одном обществе, где только что прочли „Вампира“ лорда Байрона, заспорили, может ли существо женского пола, столь же чудовищное, как лорд Рутвен, быть наделено всем очарованием красоты. Так родилась книга, которая была завершена в течение нескольких осенних вечеров…» Впервые на русском языке — перевод редчайшей анонимной повести «Геммалия», вышедшей в Париже в 1825 г.


Кокосовое молоко

Франсиско Эррера Веладо рассказывает о Сальвадоре 20-х годов, о тех днях, когда в стране еще не наступило «черное тридцатилетие» военно-фашистских диктатур. Рассказы старого поэта и прозаика подкупают пронизывающей их любовью к простому человеку, удивительно тонким юмором, непринужденностью изложения. В жанровых картинках, написанных явно с натуры и насыщенных подлинной народностью, видный сальвадорский писатель сумел красочно передать своеобразие жизни и быта своих соотечественников. Ю. Дашкевич.


Всего лишь женщина. Человек, которого выслеживают

В этот небольшой сборник известного французского романиста, поэта, мастера любовного жанра Франсиса Карко (1886–1958) включены два его произведения — достаточно известный роман «Всего лишь женщина» и не издававшееся в России с начала XX века, «прочно» забытое сочинение «Человек, которого выслеживают». В первом повествуется о неодолимой страсти юноши к служанке. При этом разница в возрасте и социальном положении, измены, ревность, всеобщее осуждение только сильнее разжигают эту страсть. Во втором романе представлена история странных взаимоотношений мужчины и женщины — убийцы и свидетельницы преступления, — которых, несмотря на испытываемый по отношению друг к другу страх и неприязнь, объединяет общая тайна и болезненное взаимное влечение.