Молнии в ночи [Авторский сборник] - [61]

XXXIV

После приезда Малики в дом Халнисы-хола зачастил Буриходжа. Если бы в неделе не было мусульманской пятницы, он, наверно, наведывался семь раз в неделю. Халниса-хола недоумевала: что это его носит, прежде-то он не баловал ее своими посещениями?.. Видно, это он потому, решила она про себя, что вернулся Алиджан.

Однако, разговаривал-то он не с пасынком, а с Халнисой-хола, разговоры вел туманные, уклончивые, и все крутил головой, окидывая оценивающим взглядом деревья в саду.

Наконец, Буриходжа раскрыл свои карты:

— Пора нам, женушка, позаботиться о судьбе Шамсиддина-ходжи. Ты ведь и ему вроде как мать… Верно? Надо женить парня, хватит ему лоботрясничать.

— А пускай женится! — безразлично согласилась Халниса-хола.

— Легко сказать — пусть женится! Женитьба требует немалых затрат, а мы люди бедные, сбережений-то не осталось ни у тебя, ни у меня… Вот я и подумал… А не продать ли нам этот сад?.. Ты и Алиджан с женой переедете ко мне в город, дом у меня большой, наполовину пустует. Заживем одной семьей, а?..

Халниса-хола некоторое время напряженно молчала. Вот, значит, почему повадился к ней муж — зарится на их сад!.. Понял, видно, что коль не удалось женить на Вазирхон Алиджана, теперь сад может уплыть из его рук. И забеспокоился… Ишь, как охоч до чужого добра!.. Ну, да не на такую напал. И, распалившись, Халниса-хола заявила мужу, что ни за что не расстанется с садом, даже если и переедет в город. Недаром молвится: кто продает землю — роет себе могилу, кто покупает землю — счастливчик. И пусть Буриходжа больше и не заикается о продаже сада, он достался Алиджану в наследство от родного отца, а теперь у него есть и еще владелица — невестка, Малика…

Буриходжа еле сдерживал бессильную злость.

— Так, женушка… Придется, значит, в долги залезать. Свадьбу-то без денег не сладишь…

— Свет не без добрых людей — займете у кого-нибудь, — с раздражающей Буриходжу беспечностью отозвалась Халниса-хола. — Как говорится, с долгами-то когда-нибудь рассчитаетесь, зато сын будет женатым.

Буриходжа метнул на нее яростный взгляд, поднялся. После его ухода Халниса-хола долго сидела, погруженная в раздумья…

Буриходжа больше к ним не заглядывал. Малика и Халниса-хола постепенно привыкали друг к другу. Скромностью и лаской Малика завоевала полное доверие свекрови. А узнав, что Малика ждет ребенка, Халниса-хола и совсем оттаяла.

XXXV

Как-то Халниса-хола отправилась в гости, на свадьбу, и там почувствовала себя плохо. Ее уговаривали остаться, пока ей не полегчает, но старуху пугало, что она может надолго застрять в чужом доме. Кряхтя, Халниса-хола поплелась к себе… Когда она перебиралась через небольшой овражек, у нее вдруг потемнело в глазах, она опустилась на землю и долго так сидела, пока пробегавшая мимо девчушка случайно не заметила ее и не довела до дома. Малика засуетилась, хотела тут же вызвать врача — Халниса-хола остановила ее: «Не такая уж я хворая, чтоб докторов тревожить. Пройдет».

Халниса-хола уснула…

На утро ей стало хуже. Малика сбегала за врачом, тот осмотрел больную, прописал лекарства, велел лежать, укрывшись потеплее. Он навестил Халнису-хола еще раз, сказал, что она уже на пути к выздоровлению, но посоветовал еще несколько дней не вставать с постели и продолжать принимать лекарства. Однако, Халнисе-хола, при ее беспокойном нраве, трудно было выдержать постельный режим. Ей надоело валяться без дела, она позвала невестку, ворчливо сказала:

— Эти доктора, видно, не вылечат меня, а залечат…

— Что вы, мама, это такой хороший врач!

— Ты помолчи! Сходи-ка к Савринисе, она живет у мельницы, накажи ей, чтобы нынче же ко мне заглянула. Пусть пошепчет свои заклинания, хворь-то как рукой снимет.

— Мама, это же ничего не даст!..

— Ай, невестушка, где это тебя научили пререкаться со старшими? Ступай к Савринисе.

Малике ничего не оставалось, как подчиниться свекрови. Она привела Савринису.

Савриниса не стала терять даром времени: насыпала в касу золы, в золу закопала лук и принялась кругами водить касой над Халнисой-хола, бормоча заклинания. Она то и дело восклицала: «кинна-кинна», изгоняя из соседки злого духа, издавала гортанные звуки, напоминавшие не то икоту, не то петушиное кукареканье. Потом бросила что-то в пиалу с чаем. Халниса-хола выпила чай, закуталась с головой в одеяло и уснула. Спала она до самого вечера. Малика сидела возле больной на курпаче, расстеленной на полу, и читала книгу. Ей часто приходилось отрываться от книги: она отгоняла от свекрови мух, налетевших в комнату, а когда Халниса-хола беспокойно ворочалась, постанывая во сне, укладывала ее поудобней. Пошел дождь, в окна повеяло сыростью и прохладой. Малика собрала белье, развешанное во дворе, и опять подсела к спящей свекрови. Поставив книгу на полку, она разложила перед собой белоснежные простынки, одеяльце, купленное Алиджаном, маленькую тюбетейку с пушистым пером филина и с задумчивой, смутной улыбкой перебирала все эти вещи — приданое будущего ребенка…

К вечеру с завода вернулся Алиджан. Заботясь о жене, он не позволял ей заниматься стряпней — они поужинали принесенными им консервами. Алиджан выжал для Малики в пиалу рубиновый сок граната, Малика отпила немного, передала пиалу мужу. Спать им не хотелось, — они до полуночи прошептались о чем-то своем, сокровенном… Ночью Малика подошла к постели свекрови, пощупала ей лоб. Халниса-хола вздрогнула, разлепила тяжелые веки: