Когда она вернулась в свою комнату, уставшая от напряжения литургии, Тецока уже был там. Он расположился как дома, аккуратно, как солдат в походе. Ему удалось разложить вещи на клочке свободного места посреди беспорядка, и он втиснул своё долговязое тело между кухонной плитой и койкой. Казалось, даже в таких стесненных условиях ему до смешного удобно.
− Интересный городок, − произнес он. Его лицо было бесстрастным, губы тонкие, цвета бронзы − крови нигде нет, больше нет.
Но Хочипиль слишком устала и испугалась, чтобы притворяться, будто ничего не видела.
− Во имя машины, кто ты? В какую игру ты играешь?
Лицо Тецоки не изменило выражения.
− Не говори, что я тебя не предупреждал.
− Нет...
«Не о том, кто ты», − хотела она сказать, но слова не шли. Она попыталась ещё раз, но ощутила себя карликом по сравнением с громадностью того, что собиралась сказать.
− Ты мёртв, − наконец прошептала она, потому что это было единственное, что мог вместить её разум, в надежде, что он станет отрицать, что рассмеется над таким предположением. − Все древние боги мертвы.
− Кое-что трудно убить, − мрачно ответил Тецока.
− Машину? − спросила она, потому что это единственное пришло ей на ум. Бог, она стоит перед богом...
− Её тоже.
Наконец-то он не был насмешливым. Он неторопливо выпрямился и встал, пригнувшись под потолком, а его волосы чуть не запутались в железной проволоке. Его глаза спокойно, задумчиво встретились с глазами Хочипиль, и она увидела в их глубине синеву неба, пахнущую дымом благовоний, возносящихся ввысь, и прогорклостью крови, что стекает по желобкам с алтарей, орошает землю, смешивается с водой рек и озер.
В прежние времена это могла быть она, её бы уложили на алтарь, её бы разрезали обсидиановыми ножами, её сердце подняли бы во славу солнца. Её кровь. Он выпил бы её до капли, как пил кровь той женщины, и проявил бы не больше жалости.
В ней взорвалось что-то, долго державшееся в узде.
− Как ты посмел... как ты посмел прийти сюда, как посмел применить свою нечестивую магию и совершить кровавое жертвоприношение на виду у иерарха? Как ты посмел... − Она постаралась унять дрожь в руках и продолжила: − Ты хотя бы имеешь понятие, что они делают с теми, кого ловят на исполнении древних обрядов?
− Полагаю, такое не часто случается.
− Мы ещё помним последний раз. Они могут несколько дней сдирать кожу.
Она не сдержала дрожи, вспоминая крики, заполнявшие Колодец сверху донизу, заглушавшие даже стук рельсов.
− Ну, здесь такого не будет, − беспечно сказал Тецока.
− Почему ты так уверен?
Разве он не видел божественную машину, не присутствовал на литургии? Даже со своей кровавой магией он смог только разорвать один разум, на короткое время. Это такая малость.
Его голос был беспечным и надменным.
− Легенды правы: я жестокий, извращенный и порочный. Но я забочусь о своих.
− О своих?
Совсем как один из древних богов, которые смотрели на мир как собственники и всё присваивали. Легенды были правы.
Тецока вынул обсидиановый осколок и некоторое время смотрел на него.
− Вы забыли, разве нет? Что представляло собой жертвоприношение. Вы ничего не помните.
− Я помню достаточно.
Тела падают с алтарей, сердец так много, что они гниют в священных сосудах; крови столько, что желобки переполняются; кожа, которую небрежно сдирают и носят как одежду − и старые боги смеются с небес, не видя в человечестве ничего, кроме вен и артерий, ничего, кроме бьющихся сердец, ждущих, когда их сожрут целиком.
С чего она вообще подумала, что пригласить его к себе было хорошей идеей? Почему решила, что он сделает её жизнь лучше? Времена, которые он вернёт, – те, в которые ей меньше всего хотелось бы жить.
− Уходи, − сказала она, борясь с искушением ударить его по лицу. − Уходи из этой комнаты сейчас же и не возвращайся.
В глазах Тецоки вспыхнул гнев. Она ожидала, что он опять ударит её, а то и что похуже, поступит с нею так же, как с той женщиной, но он не сделал ничего подобного. Просто стоял − высокий, неподвижный, ожидая, когда её злость пройдет.
Когда Хочипиль успокоилась и больше ничего не стала говорить, Тецока произнес:
− Ладно.
Собрал свои вещи одну за другой и ушёл.
Она провожала его взглядом, и на сердце у неё было спокойнее, чем долгое, долгое время до этого.
* * *
Проснувшись на следующее утро, Хочипиль инстинктивно поняла: что-то не так. Рельсы стучали так сильно, что комната тряслась и приборы на полках сталкивались друг с другом, издавая глубокий, резонирующий звук стекла о медь, бронзы о кристаллы. В самом сердце Колодца ощущалась фундаментальная неправильность, настолько сильная, что разрывала Хочипиль на части.
− Внимание, − произнёс голос, резонируя с предметами в её комнате. Голос иерарха, глубокий и вездесущий, как вчера. − Рабочие Колодца Миктлана. Произошло посягательство на Содружество. Стойте на пороге и ждите проверки.
Посягательство? Тецока, машина его раздери, что он натворил? Что он сделал, чтобы вот так поджечь Колодец?
Это всё потом. Сейчас ей нужно пережить проверку − к ней прилипла кровавая магия, зловоние, которое трудно смыть.
Проверка началась со дна. Казалось, Хочипиль целую вечность стояла на своём уровне, чувствуя, как усиливающийся перестук отдается в груди, в хромой ноге, разрывая на части, медленно перетирая кости в пыль, превращая мышцы в кашу.