Молчание сонного пригорода - [115]

Если бы я знал, что «скорая» отвезла человека в серых брюках в ту же больницу, я бы… не знаю, что бы я сделал. В то время меня больше волновал сын.

Алекса отправили к педиатру — специалисту по насилию над детьми, который осмотрел Алекса, взял ректальный мазок на венерические заболевания и еще много каких проб. Алекс все время закрывал глаза. Джейн так волновалась, что начала кусать пальцы, а не ногти. Я старался сохранять спокойствие, пытаясь успокаивать их обоих, но ничего не получалось. «Нет, он не пострадал, — повторял я, как мантру, но эхо у меня в мозгу только повторяло: — Не пострадал?»

Потом мы получили результаты тестов. Они наводили на некоторые мысли. Следы слюны в паху, а также пот и другие выделения. Анус красный и раздраженный, но не порванный. Следы семени во рту не всегда обнаруживаются при осмотре. Пятно крови на брюках оказалось от царапины. Алекс сказал, что упал, когда катался на роликах. Возможно, этим же объясняются и еще несколько ссадин. Другое красное пятно на футболке — капля томатного соуса. Зеленая слизь в волосах игрушечная. Только на катке не было ни соуса, ни слизи.

Я стал думать, на какие вопросы может ответить человек в серых брюках. Мне представилось, как я откручиваю ему голову. Джейн скрежетала зубами, возможно, она представляла себе нечто подобное.

— Кажется, он невредим, — сообщил мне неуклюжего вида специалист, стягивая перчатки из латекса.

Вероятно, он хотел ободряюще улыбнуться, но его улыбка больше была похожа на ухмылку. Алекс сидел с Джейн в комнате ожидания, держа огромный шоколадный батончик, который мы ему купили в больнице, чтобы как-то смягчить напряженность. Но он даже не откусил от батончика, настолько был не в себе. Он вообще ничего не делал. Джейн бодрым тоном сказала ему, что все это просто особенное медицинское обследование.

— В каком смысле особенное? — спросил он, глядя на шоколад, как на всученный ему деревянный брусок.

Он встал, будто намереваясь сбежать. Я шел за ним по пятам. Он шагал как-то странно, или мне почудилось?

— Особенное для особенного мальчика.

Это была не лучшая выдумка Джейн.

Феррара велел нам быть откровенными с сыном, насколько это было возможно. Он представил нас женщине с бесцветными волосами в бежевом кардигане, которая напомнила мне пациентку Р. Она была психиатром и социальным работником и должна была поговорить с Алексом об инциденте, или что там это было. Она сказала Алексу, что ее можно звать Кэти.

Алекс посмотрел на нас.

— Это зачем, мама?

— Это продолжение осмотра. — Джейн протянула руки, как будто могла невидимо направить Алекса, чтобы он говорил правду. — Мы хотим только, чтобы ты чуть-чуть поговорил с Кэти.

Кэти привела Алекса в кабинет в дальнем конце коридора и плотно закрыла за ними дверь. Феррара стоял с таким видом, будто хотел войти вместе с ними — его густые усы едва не шевелились, — но разговор должен был проходить строго с глазу на глаз. Скоро он извинился и ушел, сказав, что будет держать с нами связь.

Мы не знали, что происходит за дверью, и потому ожидание было мучительным. Мы с Джейн по очереди то нервно ходили по коридору, то держались за руки. Запись разговора мы услышали только на следующий день. Сначала голос Кэти, она задает Алексу вопросы, которые он называет скукотой, например как его зовут и сколько ему лет. Потом она переходит к его увлечениям, в то время это были чтение и коллекционирование бутылочных крышек.

— Тебе нравится кататься на роликах? — вскользь замечает она, и он замолкает.

— Мм, да.

— Правда? Куда ты ходишь кататься?

— На каток «Дерби». Это в Гринвуде.

— Хм. Когда ты был там последний раз?

Она все задает и задает ему подобные вопросы, пока постепенно не подходит к главному, а именно:

— Кто отвез тебя домой с дня рождения?

Наступает молчание продолжительностью примерно в пятнадцать секунд, она тихо повторяет вопрос. И опять ждет.

— Там был один человек. — Голос Алекса едва слышен.

— Он предложил тебя подвезти?

— Ну да. Типа того.

Здесь голос Кэти становится тверже, пружинистее, потому что сделан из стали.

— Что ты имеешь в виду?

— Я сказал ему… я сказал ему, что хочу уйти с катка.

— Почему ты не сказал папе?

Он отворачивается в этом месте — я практически вижу это.

— Папа никогда меня не понимает. А мамы никогда нет.

— Понятно. Значит, ты пошел с этим человеком?

— Да.

Хотелось бы мне знать, какое лицо было у Алекса в этот момент.

— Похоже на приключение. Куда вы поехали?

Естественно, они поехали к нему домой, после чего начинается какой-то туман. Какие-то игры, особая комната. Но каждый раз, когда Кэти подходит к подробностям, Алекс начинает выражаться неопределенно. Он говорит, что они с человеком болтали. «О чем?» Он что-то там ел. «Надо промыть ему желудок». Они смотрели телевизор и играли на компьютере. «А еще на чем?»

— А потом мне пришлось уйти, — слышится шуршание. — Можно мне теперь идти?

Кэти настаивает, задавая правильные вопросы, пересыпанные невинными. Человек был добрый? Как он выглядел? Вам было весело? Он тебя трогал? Где? Еще она дала ему листок бумаги и попросила нарисовать человека, его машину, особую комнату — но Алекс плохо рисует, рисование не входит в число его талантов. В какой-то момент Кэти предлагает ему поиграть в «виселицу» и просит выбрать слово, которое лучше всего описывает то, что он пережил. Он согласился сыграть, но она так и не угадала, какое слово он загадал. «Педераст? — с яростью подумал я. — Фелляция?» Все учителя Алекса соглашаются, что для его возраста у него исключительный словарный запас. Потом он сказал мне, что загадал слово «забавы».