— С меня хватит.
Ответ Жана: молчание.
— Я сплю, — добавляю я.
Молчание.
— Я сплю, но не потому, что устала: просто выпила две таблетки снотворного.
Молчание.
— Я бы хотела, чтобы ты был ревнив, как итальянец. Хотя по темпераменту ты мог бы быть итальянцем, но морально ты ближе к северу, к Северному полюсу. Ты как ледяной.
— Мадемуазель, с вами все в порядке?
— Жан?
— Нет, это не Жан.
— Нет?
— Это консьержка, мадемуазель. Вам не нужна помощь? Я не разобрала, что вы сейчас говорили.
— Мадам Гриффарен?
— Я стучала вам в дверь, звонила вам с мобильного телефона, но не получила ответа. У вас что-то не так? Вы одна? Вам нужна помощь?
— Что вы делаете у меня за дверью?
— Я пришла, чтобы отдать вам письмо. Его оставил какой-то господин и просил сразу вам передать.
— Письмо? А что это был за человек?
— Он называл вас Идиллией.
— Просуньте письмо под дверь.
— Может быть, вызвать врача?..
— Нет, все в порядке.
— Вы уверены?
— Да. Пожалуйста, просуньте письмо под дверь.
И мадам Гриффарен просовывает под дверь бледно-голубой конверт, на котором черными чернилами написано: « Идиллии, лично в руки».
Я быстро вскрываю конверт и вынимаю два листка бумаги, исписанные с обеих сторон. Но у меня кружится голова, а почерк слишком мелкий, и это мешает читать. Я похожа на лодку, которая попала в жестокий шторм и вот-вот пойдет ко дну. Глаза у меня слипаются. Вот они, слова, которых я так ждала — они появились передо мной, выстроились в ряд, но я не могу их разобрать. Они танцуют перед глазами и отдаляются, как мираж. Кажется, несколько раз мелькает слово «любить», но я не могу точно сказать, в каком времени — в настоящем или прошлом. Такова ирония судьбы.
Но, может быть, это и к лучшему?
Я больше не хочу раскрыть тайну этого человека.
Молчание объединило нас, и оно же нас разъединит. Я целую бумагу, глажу ее, провожу по ней губами — как делала раньше с его пенисом. Я ощущаю Жана между строк. Я люблю его в последний раз, я прикасаюсь губами к словам, которых он не произносил, потом вкладываю письмо в конверт и убираю его подальше, где, надеюсь, больше его не найду. Снова падаю в кровать.
Вот и все.
После долгих месяцев надежд у меня осталось его письмо, хромированная кофеварка «Мажимикс» за пятьсот евро, которую я купила ради него, но которая будет работать для кого-то другого, красная пластмассовая зажигалка, которая выпала у него из кармана и застряла между диванными подушками, сердце, отданное ему, но оставшееся моим.
И, разумеется, у меня останется его молчание.
Я любила его в молчании.
Его молчание нас соединяло.
Его молчание было домом, в котором он меня поселил.
Я занималась обстановкой.
Я не буду читать письмо.
Прощай, моя любовь.
