Мокко - [18]

Мне всегда нравился английский, хоть он и не был для меня родным языком. Контрасты – вот что меня в нем очаровывало. С тех самых пор, когда я смогла читать Дафну дю Морье в оригинале. Мне в руки случайно попалось старенькое издание в мягкой обложке романа «Ребекка». Перевод оказался довольно-таки топорным, даже жалким. В свои тринадцать я трепетала от возмущения. Переводчик обкорнал целые абзацы. Этой участи не избегла даже первая фраза, в оригинале исполненная мистического очарования: «Last night I dreamt I went to Manderley again». В переводе она звучала следующим образом: «Прошлой ночью мне приснилось, что я вернулась в Мэндерли». То было наихудшее из предательств. Негодование кипело во мне. Употребить в переводе глагол совершенного вида – это же святотатство! Подавив возмущение, я добросовестно перевела первые абзацы текста. Это же совсем другое дело! Я воздала должное Дафне и открыла для себя источник неизъяснимого удовольствия: подобрать правильный эквивалент, избегнув дословного перевода; не следовать слепо исходному тексту, потому что это неминуемо утяжеляет текст перевода; помочь тексту оригинала возродиться в новом языке… Текст перевода должен быть легким, а переводчик – уметь жонглировать тайными смыслами слов. Расшифровывать секреты английского – языка, который нравился мне своей мнимой сухостью, своим неявным богатством. Найти параллели с французским и наоборот… Лавировать между двумя языками… С годами, хотя этому немало способствовало и то обстоятельство, что я делила кров с англичанином, я стала чувствовать себя ближе к представителям этой удивительной нации. Теперь они казались мне более проницательными и энергичными, чем французы. Мне импонировали их чувство юмора, их отстраненность. Комик-группа «Monty Python» и юмор Питера Селлерса я находила более смешными, чем Луи де Фюнеса и Бурвиля. Мне нравилась эта их сумасшедшинка. Их сдержанность. Хотя, признаться, на первых порах моя золовка Изабелла показалась мне весьма неприветливой особой. «Словно палку проглотила», – прозаически прокомментировала знакомство моя сестра Эмма. Хватило одного вечера в пабе, расположенном на первом этаже ее дома в Ислингтоне, за лагером и чипсами со вкусом бекона, чтобы я узнала другую Изабеллу – не ту особу с блеклыми серыми глазами и невозмутимым выражением лица, к которой успела привыкнуть, а веселую молодую женщину с тонким и своеобразным чувством юмора.

В кармане завибрировал мобильник. Это был мсье Ванденбосх, водитель автобуса. Он получил мое текстовое сообщение еще вчера, но позвонить смог только сегодня утром. У него оказался очень молодой голос.

– Я считаю, мадам, что тот или та, кто сделал такое с вашим сыном, должен быть наказан! И это дело полиции. Я все видел, мадам! Позор – убегать, когда сделал такое с ребенком! Просто позор! – Голос его дрожал от возмущения. – Я видел немало за то время, пока работаю водителем автобуса. Не слишком приятные вещи случаются. Но сбивать ребенка на переходе и убегать – непростительно!

Я сказала, что хотела бы с ним встретиться. Для меня это срочно и важно. Он не стал спрашивать почему. Просто назначил мне встречу в кафе недалеко от вокзала Монпарнас в семь вечера – время, когда у него заканчивается смена. И добавил со смехом: «Увидите высокого бельгийца в униформе RATP,[24] знайте – это я и есть!»

Целый день я с нетерпением ждала этой встречи. Я никому о ней не сказала. Я не могла работать. Я так и не прикоснулась к красной папке, лежавшей на моем столе. Я просто сидела перед компьютером и смотрела на экран, пока на нем не появилась заставка. Тогда я пошевелила мышкой, и заставка исчезла.

Медленно текли минуты. Я думала о сыне. О новой жизни, которая была мне непривычна. Обо всем том, что так внезапно переменилось. Об Эндрю, который с каждым днем говорил все меньше. Мы почти перестали общаться. Он возвращался с работы усталым и измотанным. Бесстрастное лицо, плотно сжатые губы. Перед Джорджией он пытался вести себя как обычно, но стоило ей выйти из комнаты, как он снова прятался в своей раковине. С той трагической среды мы ни разу не занимались любовью. Словно стена скорби выросла между нами. Но я очень нуждалась в его нежности, в его ласках. Ночью, когда Эндрю засыпал, я прижималась к нему, чтобы ощутить его тепло и силу.

Но он так ни разу и не проснулся.

* * *

Мсье Ванденбосху было лет тридцать с небольшим. У него был легкий бельгийский акцент и красноватое лицо. Он сразу перешел к делу:

– Я уверен, что у водителя светлые кудрявые волосы, длинные! А на переднем пассажирском сиденье был мужчина. Но они проехали очень быстро. Я выскочил на проезжую часть и побежал к вашему парню. Бросил все – и автобус, и пассажиров!

Полиция затягивает с расследованием? Это ужасно. И как им только не стыдно! Я сказала ему, что сама решила разыскать того водителя. Своими силами. Что об этом не знает ни мой муж, ни мои близкие. Только моя сестра. Ей, как и мне, не дает спокойно жить мысль, что этот мерзавец до сих пор не арестован. Поэтому я и настояла на этой встрече. Потому что хотела получить максимум информации. Чтобы начать свое расследование. Полиция, возможно, и возьмется за дело, но, по моему мнению, они слишком с этим затягивают. Я же больше не могла ждать. Просто не могла.