Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. - [197]

В Екатеринодаре нам отвели дом полковника Кухаренко{805}, убитого в чине генерал-майора горцами на почтовой дороге незадолго до покорения Кавказа. По приезде в Екатеринодар я немедля пошел к Завадовскому; не застав его, я воротился домой и услыхал в соседней комнате мужской голос. Люди мои сказали, что у жены моей давно сидит казачий генерал, фамилии которого они не знают. Голос гостя походил на голос Завадовского, но разговор шел на самом чистом русском языке, а Завадовский говорил с малороссийским акцентом. Войдя в комнату, я нашел в ней Завадовского и тогда только узнал, что он может говорить так же чисто, как говорят в Москве; при моем входе Завадовский опять заговорил с малороссийским акцентом.

Командировка моя на Кавказ записана в моем послужном списке следующим образом:

По Высочайшему повелению командирован был для устройства постоянной переправы через р. Кубань у Варениковой пристани. Занимаясь делом этим, часто под непосредственным ведением наказного атамана Черноморского казачьего войска генерал-лейтенанта Завадовского I, ежедневно лично находился на работах с утра до вечера, разделяя все труды и тягости наравне с нижними чинами.

По проекту, Высочайше утвержденному, работы по устройству Варениковой пристани разделены были на два года, но барон Дельвиг, несмотря на ограниченное число рабочего отряда, неусыпной деятельностью своей и отличным знанием дела успел распорядиться, что земляные работы, начиная с 7 числа мая, в полтора месяца были уже окончены, насыпи образованы, мосты сделаны, и вся работа совершенно окончена, чем весьма сокращены расходы казны и удалено затруднение продолжать работы на другой год, собирая для того вновь рабочий отряд, а всего важнее, что согласно Высочайшей Государя Императора воле устроено окончательно сухопутное сообщение Черномории с Восточным берегом Черного моря через землю натухайцев. Генерал-лейтенант Завадовский, будучи личным свидетелем великих трудов барона Дельвига, свидетельствовал, что быстрое и вместе с тем прекрасное и прочное построение дороги при Варениковой пристани, при совершенно недостаточных средствах, со всею справедливостью должно приписать отличному знанию дела и неусыпной деятельности сего офицера.

Управляя работами по устройству дороги на левом берегу Кубани, был в экспедиции против горцев со времени перехода 25 июля действовавшего под начальством свиты Его Величества контр-адмирала Серебрякова отряда, из Гостачаевского укрепления, по вооружении его, к Варениковой пристани в земле натухайцев на р. Кубани, по 5 сентября, и в это время находился 30 июля при заложении укрепления на Варениковой пристани. Экспедицию эту г. военным министром разрешено внести в послужной барона Дельвига список.

Невольно бросается в глаза разница в описании моих занятий при работах на правом и левом берегах р. Кубани. Насколько в первом видно желание высоко оценить мои труды, настолько видно во втором полное равнодушие. Между тем первое описание сделано было, как видно из самого текста, Завадовским, а второе должно было исходить от Анрепа или от его штаба, т. е. от Филипсона. Я трудился на левом берегу не менее, чем на правом; сверх того, делал из лагеря на левом берегу ползки по неприятельской земле и отыскал камень, необходимый для построек в укреплении, о чем даже вовсе не упомянуто. Отношения же мои к Анрепу были более близкие, чем к Завадовскому, а к Филипсону они были даже дружеские. Чему же приписать {вышеупомянутую} разницу в описаниях моих занятий? Вероятно, тому, что начальник отряда Серебряков не подумал о составлении описания моих занятий, полагая, что они вполне известны штабу Черноморской береговой линии, на обязанности которого и лежит его составление. Означенный же штаб не принял на себя инициативы, по обычаю всех штабов и департаментов возбуждать дела только вследствие бумаг, полученных от высших или низших инстанций; с другой стороны, Завадовский, как человек хитрый и ловкий, составлением описания моим занятиям, хотел, может быть, сделать прият ное не только мне, но и военному министру и его приближенным, видев в Анапе благоволение ко мне Чернышева и хорошее расположение Вревского и Суковкина.

По дороге, не доезжая до Москвы, я прочитал в приказе по ведомству путей сообщения от 29 августа о себе следующее:

За отличное исполнение поручения по устройству постоянной переправы через р. Кубань у Варениковой пристани Всемилостивейше пожалован кавалером ордена Св. Владимира 4 ст.

Эта награда была дана по представлению военного министра, который уехал с Кавказа до приступа к работам на левом берегу р. Кубани, а следовательно, и награда получена мной за труды по работам, произведенным на правом берегу. При отъезде моем с Кавказа в Керчи не могли знать об этой награде и должны были бы представить к чему-либо в виду того, что многие офицеры, ничего не делавшие во время этой экспедиции и не подвергавшиеся большей, чем я, опасности, получили награды, и между прочим ордена с бантами, которые тогда по статуту убавляли срок получения ордена Св. Георгия 4 степ. за 25 лет, и именно орден Св. Владимира с бантом убавлял на 3, а Св. Анны 3 ст. на 2 года. Впрочем, мне говорили, что я будто бы был по окончании работ на левом берегу р. Кубани представлен в майоры, но что Клейнмихель не согласился на ходатайство Чернышева в виду недавно полученной мной награды, а на самом деле потому, что в то же время Чернышев отказал в ходатайстве его о награде посланного, во время управления Клейнмихеля Военным министерством, с особым поручением чиновника Вонлярлярского (Евгения Петровича