Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. - [195]

В одну из моих поездок из Темрюка в Андреевский пост я взял с собою жившего у нас шурина моего Анатолия. Вскоре должен был прийти на левый берег Кубани отряд для устройства укрепления и сообщения от него до Кубани. Проект этого сообщения был составлен по осмотру местности 19 февраля 1841 г. в ночное время, а потому я хотел его поверить. Очень любя подвергать себя опасностям, я вздумал, взяв с собою двух пластунов, с ними переехать на неприятельский берег р. Кубани. Шурин мой, Анатолий, упросил меня взять его с собою, на что я согласился с условием, чтобы он о нашем переходе через Кубань не говорил сестре своей. После нескольких часов, проведенных за Кубанью, заметив горца, бежавшего от нас к саклям, мы немедля вернулись на правый берег Кубани. По возвращении в Темрюк Анатолий не мог не похвастаться перед сестрой тем, что был на неприятельском берегу, и понятно, что мне крепко от нее досталось за эту отвагу.

В другую поездку в Андреевский пост, когда я верхом осматривал работы от Андреевского поста к Кубани, налетела огромная масса саранчи, так что вдруг в ясный день сделалось совершенно темно. Саранчи было такое множество, что, когда я уже сел в тарантас, она еще не успела вся пролететь, и я ехал днем, как будто в сумерки.

Военный министр, по осмотре Закавказья и восточной части Кавказа, должен был ехать из Ставрополя в область черноморских казаков и при этом осмотреть мои работы. Впоследствии я узнал, что он вызовет меня в Ставрополь, а сам оттуда поедет прямо в Петербург. В это время у меня сильно заболел один из моих слуг, а перед этим только что умер слуга, приехавший с моим шурином Анатолием. В Тамани не было никаких средств вылечить заболевшего, послать же его в фанагорийский военный госпиталь, расположенный близ Тамани, было бы бесполезно, так как он, как не военный, не был бы принят. Поэтому, несмотря на то что я с часу на час ожидал приказания военного министра прибыть в Ставрополь, я решился сам с женой отвезти больного в Тамань и просить принять его в госпиталь, в чем успел; он через месяц выздоровел.

По возвращении в Темрюк я узнал, что военный министр, торопясь в Петербург, не вызовет меня в Ставрополь и что им послан для осмотра моих работ его адъютант, {князь Владимир Иванович Барятинский, (впоследствии} генерал-лейтенант и президент придворной конюшенной конторы), который, осмотрев со мной работу, произведенную на правом берегу р. Кубани у Варениковой пристани, уехал в Петербург.

Чернышев возвратился в Петербург в начале августа и остался по-прежнему военным министром; управлявший же в его отсутствие Военным министерством генерал-адъютант, генерал от инфантерии граф Петр Андреевич Клейнмихель назначен был главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями. Когда я сказал об этом назначении Завадовскому, то он, несмотря на свою хитрость и сдержанность, не мог удержаться, чтобы не сказать мне: «Пусть хоть сделают его фельдмаршалом и чем хотят, только бы подалее от нас».

По окончании работ на правом берегу р. Кубани командиры казачьих полков, составлявших рабочий отряд, предложили мне, в благодарность за доброе обхождение с казаками и за дозволение им уйти на три недели для хозяйственных работ, по 200 руб. с полка, собранных ими с казаков. Я просил полковых командиров поблагодарить казаков за их любовь ко мне, а собранные деньги возвратить им. Когда я рассказал это Завадовскому, то он меня очень настоятельно просил простить им их поступок, потому что они сделали это по глупости, а главное, ничего об этом не говорить военному министру. {Полковые командиры, вероятно, означенных денег не возвратили казакам, а взяли себе.}

25 июля отряд, строивший укрепление Гастачай, между Анапою и Варениковою пристанью, пришел к последней и расположился лагерем на левом берегу р. Кубани. Я встретил отряд и остался в означенном лагере.

Отряд из Гастачая пришел под начальством генерал-адъютанта Анрепа, который перед этим переходом заключил с соседними горцами перемирие в том, что войска наши не будут уничтожать их аулов и хлебных произведений, а они не будут нападать на отряд, при котором находился огромный обоз строительных материалов для предполагаемого у Варениковой пристани укрепления, так как найдено было более удобным эти материалы доставить из Таганрога в Анапу и оттуда по неприятельской земле к Варениковой пристани на левый берег Кубани, чем в Темрюк и оттуда в Андреевский пост, а от него на Вареникову пристань и переправлять через Кубань на ее левый берег. Подобную доставку можно было оправдать только тем, что не надеялись, чтобы ко времени прихода отряда из Гастачая к Варениковой пристани сообщение Андреевского поста с этой пристанью было окончено.

Работы при Варениковой пристани по Высочайше утвержденному проекту должны были производиться в продолжение двух лет. Часть рабочего отряда на левом берегу р. Кубани была морем перевезена из Крыма, куда она осенью должна была возвратиться с тем, чтобы весной снова прибыть на Вареникову пристань. Эта перевозка стоила огромных сумм и вредно действовала на здоровье войск. Между тем в зимнее время горцы могли бы напасть на неоконченное укрепление у Варениковой пристани и повредить как укрепление, так и сообщение его с Кубанью. Эти причины побудили меня представить, что работы могут быть окончены в один год, если будет разрешено нижним чинам, производившим земляные насыпи и не получавшим ничего кроме увеличенной мясной порции, выдавать за каждый выработанный урок по 20 коп. сер. Источником для этого расхода назначены 18 тыс., оставшиеся из 30 тыс. ассигнованных на работы по устройству сообщения через р. Кубань у Варениковой пристани. Когда получено было разрешение на этот расход, то я был уверен, что нижние чины будут производить работы успешно, так что они окончатся в один год. Но недостаточно было выдавать деньги начальству за произведенные нижними чинами работы; надо было, чтобы они доходили до них, чего в особенности трудно было добиться в казачьих войсках. Анреп обратил на это особое внимание и вместе с тем приказал, чтобы казаков и солдат поочередно употребляли в мокрых и затруднительных местах без всякого между ними различия. Этого никогда прежде не соблюдалось: казаков всегда ставили на работы в самые дурные места. Износит казак скоро платье и сапоги, они его собственные, а не казенные; заболеет он или умрет, это не вносится в ведомости, представляемые высшему начальству; тогда как на солдате платье и сапоги казенные, и скорая износка их была прямым убытком полковому командиру, а если в полку много заболевало и умирало, об этом вносилось в ведомость, и полкового командира подвергали ответственности.