Мои воспоминания - [7]

Первый вступительный экзамен — специальность. В комиссии — бывшие педагоги военной школы — кларнетист Валентин Дмитриевич Рыков, прекрасный человек, впоследствии и рассказавший мне о том, что произошло на экзамене, и очень серьёзный, я бы сказал, выдающийся трубач и педагог Аркадий Леонов.

Входит Шумов, что-то преподавателям говорит — они поднимаются, чтобы уйти. Я ничего не понимаю и с ужасом в голосе спрашиваю: «Что мне делать?». Шумов останавливает экзаменаторов, чтоб не уходили, велит: «Продолжайте!». Они возвращаются, и я получаю свою пятерку. На «отлично» сдал и другие музыкальные дисциплины. Был уверен, что все будет нормально.

Но по сочинению мне поставили двойку. Обращаюсь к преподавателю с просьбой показать мои ошибки и слышу в ответ: «У меня семья, умоляю, не будоражьте, я должна была выполнить распоряжение…». И я всё понял…

С комсомольской энергией написал письмо, конечно же, в Москву, в ЦК КПСС, Н.С.Хрущеву. Ответ получил из областного управления культуры — мол, у вас ведь двойка по сочинению… Именно Шумов давал указание педагогам поставить мне по специальности «два», а педагоги были порядочные люди и в знак протеста хотели уйти с экзамена. Экзаменатор по литературе, увы, не рискнула оказать такого же противодействия…

Спустя семь лет, в 1963 году, я надумал поступать в Одесское культпросветучилище. Экзамены я сдал успешно, но директор училища Тепман, по понятным причинам, опасался принимать евреев. Не правда ли, странно: в Одессе, где всегда жило много евреев, где среди преподавателей их тоже было достаточное количество, существовала устная директива — «не пущать».

Он пригласил меня в кабинет и сказал: «Знаете, Штейнберг, по установке я должен принимать только из сельской местности, так что извините…». «А я могу получить заверенный экзаменационный лист?», — попросил я. Держа в руках желанную бумагу, не заходя домой, поехал в аэропорт и вылетел в Херсон.

Решил поступать на заочное отделение здешнего музыкального училища. Директор Антонина Поликарповна Кержковская, просмотрев мой экзаменационный лист и свидетельство об окончании с отличием военно-музыкантской школы, сказала: «Мы бы рады таким специалистам, но у нас нет заочного духового отдела. Вот если б вы согласились на хормейстерский…».

Петь я любил всегда. Еще учась в школе, пел в хоре мальчиков в спектаклях Одесского оперного театра: «Пиковая дама», «Борис Годунов», «Кармен». С замиранием сердца смотрел, как выступают на сцене знаменитые певцы Наталья Шпиллер, Георгий Нэлепп, Александр Пирогов, Донат Донатов, ко мне тепло относился известный дирижер Николай Дмитриевич Покровский… Я без колебаний согласился.

Согласился и уже через час вернулся в Одессу студентом. Экзаменационные сессии вместо месяца сдавал за неделю, поскольку был очень занят на работе в филармонической бригаде Аркадия Савельевича Астахова, нельзя было сойти с маршрута гастролей. Вот так — и работал, и стремился сквозь все препоны учиться…

…Вот что мне рассказали мои друзья, одесситы-трубачи Григорий Казавчинский и Виктор Грицай. Идёт сдача программы созданного джаз-оркестра под руководством Анатолия Кролла. Укомплектовал он его в Туле, в составе работали названные мной трубачи. В окружении музыкантов сидит Утёсов, чьё слово было для музыкального коллектива правом на работу в престижных местах. К Утесову подходит руководитель (не помню фамилии) и говорит: «Леонид Осипович, я очень вас прошу прослушать новый коллектив, который я создал». «А сколько евреев в вашем оркестре? (Утёсов исходил из своего состава: Островский, Кауфман и другие таланты). Ответ (с испугом): «Ни одного!». «Кого же вы мне предлагаете слушать?». С юмором у него было все в порядке.

Всё же были смелые, творчески дерзкие люди среди евреев, которые отвечали на свирепствовавший тогда злобный антисемитизм шуткой, хоть и не совсем доброй, но, согласитесь, остроумной, защитной.

***

…В 1953 году после тяжёлой болезни умер мой любимый учитель Пётр Семёнович Глушкин, и за его гробом шёл духовой оркестр — более 100 человек! — ни на секунду не прекращая играть. Шли через весь город, на далёкое еврейское кладбище. Вся музыкальная интернациональная Одесса провожала известного учителя в последний путь…

«Я не мог играть, горло сжимал комок, мозг сверлила одна мысль: «Неужели для этого вы научили меня быть музыкантом, маэстро, чтобы я играл на ваших похоронах?!». Я очень благодарен своему учителю за великую науку всю жизнь.

Интернациональная Одесса

Я специально сказал: «интернациональная Одесса». Разноликий народ наполнял этот город. Но, как правило, лучший директор завода в Одессе или руководитель лучшей проектной организации — тот, где парторг и завком (профорг) евреи. И с тем, в чем состоит национальная разница, я к тому времени уже, к сожалению, столкнулся и начинал понимать…».

Чего стоила, например, появившаяся в феврале 1953 года в «Красной звезде» антисемитская статья под названием «По букве «з». Это «зэ» расшифровывалось так: «По закону?». «Нет, по знакомству». И в этой статье — все еврейские фамилии от Арбитмана до Эйкельмана.

Действительно, много было воспитанников и преподавателей-евреев в ОВМШ (наверное, поэтому и школа была наилучшей среди всех военных музшкол Советской Армии). За множество евреев в своем коллективе пострадал начальник школы, хоть и не был евреем. И не всех ведь принимал он, ведь он пришёл в ОВМШ в 1947 году, а школа существовала с 1937-го.