Мои воспоминания - [6]

Но отца послушал и взял билет в Казань. В том году на Ближнем востоке была война, и арабы уже в который раз потерпели поражение. При чем здесь советские евреи, всякие преграды и препоны для них, спросите вы?

Не скажите… Еще как при чем.

Встретился я с Незамудиновым и сразу понял, что не в то место я приехал и не в то время. Единственное, что он сделал, — отправил меня на беседу к проректору консерватории — как и я, еврею, который закрыл за собой дверь и тихо сказал: «Уезжай в другое место». «Но вы ведь меня даже не прослушали», — возмутился я. Как я был наивен!

Иду на вокзал и смотрю, куда бы поехать. В пределах 1000 км. Свердловск, Саратов, Горький… Там есть консерватории. «Куда есть ближайший рейс?», — спрашиваю в кассе ЖД.

Билетёрша очень удивилась: «Вы что, серьезно?» «Серьезней некуда», — отвечаю я.

…в Свердловск через два часа. Лотерея, но она была мне послана свыше.

И вот я в Свердловске, очень далеко от родной Украины. Очень!!!

В консерваторию я поступаю без проблем. С большой благодарностью вспоминаю преподавателей Уральской консерватории: моего преподавателя И.М.Нестерова, преподавателя трубы, композитора, профессора В. М. Щелокова, преподавателя трубы М. П. Вагина, преподавателя тромбона В.В.Коровякова, преподавателя гобоя В.Т.Феденко и многих других.

Через два года я перевелся в Одесскую консерваторию, в класс профессора Калио Мюльберга.

Наш рассказ снова плавно вернулся к Одессе… Я с отличием заканчиваю консерваторию. На выпускном вечере в ресторане гостиницы «Лондонская» спрашиваю своего преподавателя, которого я очень уважал и, думаю, он меня тоже — мы успели за три года подружиться:

— Калио Эвальдович, а если бы я поступал в Одесскую консерваторию, у меня были бы какие-то шансы?

Мюльберг задумался и говорит: «Борис, ну зачем ты меня провоцируешь? Ты ведь знаешь ответ…».

Мой случай, я думаю, капля в море несправедливости, глупости и даже подлости советской власти к своим подданным еврейской национальности.

Я чуть было не стал работать у самого Утесова!

Прослушав мою игру, Старостин, дирижёр оркестра Утёсова, предложил мне повидаться с Леонидом Осиповичем, чтобы обговорить детали переезда в Москву. «Поскольку вы оба вечерами заняты, то завтра в 13.30 Леонид Осипович посетит свой бывший дом по Треугольному переулку, 13. Приходите, и вы встретитесь».

Я подошёл в назначенное время, смотрю, валит за Утесовым толпа, а он, войдя в подъезд, сразу подошёл к глубокой старушке:

— Здравствуйте, баба Маня!

— Я вас не знаю…

— Как, Вы меня не узнаёте?! Я Утёсов!

— Вей из мир! Лёнька, халамидник, это ты?!

Вначале вроде смех, а потом взахлёб слёзы…

Зная, что Утесов не совсем здоровый человек, все забеспокоились. Какая уже могла быть встреча? Какой деловой разговор? Я ушёл домой. А мама на меня налетела: «Никаких поездок с балаганом! Тебе нужны проститутки? Клопы в гостиницах? Сидишь в оркестре, дома? Вот и сиди!..».

Учиться, учиться и учиться… интернационализму!

У читателя, наверное, уже возник вопрос о том, удалось ли мне в итоге получить какое-то музыкальное образование. Расскажу. Хоть меня и не допустили к вступительным экзаменам в московский институт военных дирижёров, хоть срезали на экзаменах при поступлении в одесское музыкальное училище — я не унывал и все же сумел закончить заочное отделение музучилища в Херсоне, причем, с отличием и сразу по двум специальностям. Но раньше была Москва…

В 1954 году я приехал в Москву, подготовившись к вступительным экзаменам в институт военных дирижеров. Обидно, но сыграл свою роль пресловутый «пятый пункт», и мне предложили — вернее, приказали (я был тогда солдатом срочной службы) остаться в учебном оркестре: ведь я хорошо играл на кларнете.

В ОВМШ я был одним из лучших. По окончании школы как отличник имел право выбора и по желанию был направлен солистом-кларнетистом в военный оркестр — лучший в округе. Но мною, тогда юным музыкантом, двигали жажда познания и совершенствования. Окончив в вечерней школе десятилетку и получив аттестат зрелости, я отправился в Москву и попытался поступить в институт военных дирижеров. Все пять музыкальных экзаменов сдал на «отлично». Но мне открытым текстом заявили: евреев не берем! Вот, как это было.

Перед сдачей общеобразовательных предметов (сочинение, история) меня через начальника курса капитана Казанова вызывает начальник учебной части полковник Камышев и приказывает сдавать экзамен… в его кабинете. Сдать предстояло читку с листа. На это я позволил себе заметить: «Я же уже сдавал экзамен профессорам Солодуеву и Майорову!».

«Играйте!», — приказал Камышев, и положил ноты вальсов И. Штрауса. Я выполнил приказание и великолепно, с удовольствием с задачей справился.

«Я предлагаю вам остаться в учебном оркестре», — сказал Камышев.

«Товарищ полковник, но я ведь приехал поступать учиться на дирижёра!».

«А мы жидов не принимаем, и не разговаривать!..». Вот какие откровенности звучали в то время.

Я решил вернуться в Одессу, в свой любимый оркестр, и прослужил в нем до 1957 года, пока не увлекся джазом.

В 1956 году я сделал попытку поступить в Одесское музыкальное училище. Директором в то время был Александр Иванович Шумов, наш «задушевный друг» (это когда пальцы приставляют к горлу, любитель этого дела…). Я хорошо знал его и его пагубную страсть еще по военно-музыкантской школе, где он был старшиной-инструктором по кларнету и проявил себя не с лучшей стороны. Причем, не только как выпивоха, но и как бездушный человек. Хочу называть все своими именами. Мы, воспитанники, его не любили.