Мои воспоминания - [58]

Мое мечта воплотить это произведение передалась Анри Кэну, и через два дня он привез мне разрешение от наследников. Они подписали контракт, в котором значилось, что оперу следует написать и поставить в течение пяти лет. И сегодня я счастлив поблагодарить за это мадам Пароди, даму редких достоинств, и ее сыновей, один из которых занимает высокую должность в министерстве народного образования.

В феврале 1910 года, как я уже говорил вам, дети мои, я оказался в Монте-Карло, где проходили репетиции и состоялось первое представление «Дон Кихота». Жил я на квартире, которая мне так нравилась — в отеле принца Уэльского. Я всегда возвращался туда с радостью. И могло ли быть иначе?

Комната, где я работал, выходила на городской бульвар, из ее окон открывался незабываемый вид. Прямо передо мной зеленели апельсиновые, лимонные, оливковые деревья; на горизонте из лазурных вод моря вставала скала, а на ее вершине виднелся замок — античная вилла, перестроенная принцем Монако.

В этом тихом и мирном жилище (что необычно для гостиниц), несмотря на наплыв иностранцев, все способствовало работе. В свободные часы между репетициями я написал увертюру к «Риму», а увез с собой восемь сотен полностью завершенных рукописных страниц партитуры.

Второй месяц своего пребывания в Монте-Карло я провел во дворце Монако. Именно там я и завершил свое произведение, погрузившись в его волшебство, очарованный и плененный им.

Когда спустя два года я слушал на репетиции увертюру в блестящем исполнении оркестра под руководством Леона Жеина, то подумал об удивительном совпадении: страницы, созданные здесь, в этой стране, прекрасно подходили театру, в котором сыграли оперу.

Я возвратился в Париж в апреле после пышных празднеств в честь открытия Дворца океанографии, о которых вам уже рассказывал, и тогда ко мне пришел Рауль Гансбург. Он явился спросить от имени Его Светлости, нет ли у меня готового произведения для него на сезон 1912 года. «Рим» был давно написан, весь материал для постановки готов, так что, по размышлении, я решил, что могу его обещать и подождать еще два года. Что и предложил.

Как я уже говорил, у меня есть обыкновение никогда не обсуждать произведение, пока оно еще не закончено полностью, пока весь материал не вычитан и не отпечатан. За выполнение этой важнейшей работы мне следует благодарить дорогих моих издателей Анри Эжеля и Поля-Эмиля Шевалье, равно как и дотошных моих корректоров, во главу которых я ставлю большого музыканта Эд. Лоренса. На этом я настаиваю, поскольку до сего времени бытует необоснованное утверждение: «Господин Массне спешит закончить свое произведение только тогда, когда готовится к его премьере». Пускай говорят! А мы продолжим.

Изучать партитуру «Рима» артисты начали только в декабре 1911, слушания проходили у Рауля Гансбурга на улице Риволи. Как прекрасны были наши певцы, когда Гансбург воодушевлял их, лично давая наставления! Представляя роли, он словно вдыхал в них жизнь, одновременно показывая, как это будет на сцене.

Увы, несчастная случайность уложила меня в постель в самом начале этих замечательных слушаний. Но каждый вечер, благодаря телефону, я со своего ложа следил за продвижением в разучивании «Рима».

Меня терзала мысль, что я, быть может, не смогу отправиться в Монте-Карло. Номой добрый друг доктор Ришардьер в конце концов разрешил мне ехать. Двадцать девятого января мы с женой выехали в страну нашей мечты.

Чудесный ужин на Лионском вокзале. Хороший знак! Это предвещает удачу!

Ночь, всегда столь утомительная в вагоне, проходит в мыслях о будущих репетициях. Чувствую себя хорошо.

Прибытие в любимую мою комнату в «Принце Уэльском». Опьянение! И снова хорошее самочувствие!

Замечательное свидетельство выздоровления, не правда ли?

Наконец чтение «Рима» встречено итальянским оркестром, певцами и хором с невероятной благожелательностью и теплотой, однако за эти горячие изъявления чувств мне приходится заплатить… простудой.

Какая ирония! Однако, чему же тут удивляться? Разве наша природа не объединяет все противоречия?

К счастью, подхваченная болезнь оказалась недолгой. Два дня спустя я уже поправился. И стал крепок, как никогда раньше. Этим я воспользовался, чтобы ускользнуть с женой, всегда жадной до живописных видов, в заброшенный парк Сен-Роман. Мы пребывали там в одиночестве на лоне пышной и прекрасной природы, сквозь серебристозеленую мелкую листву оливковых деревьев виднелось неизменно синее море, когда я вдруг увидел… Что? Дорогие мои дети, я увидел кота!

Да, это был кот, настоящий кот, очень приветливый. Чувствуя, вне сомнения, мою давнюю любовь к ему подобным, он почтил меня своим вниманием, и его пылкое и настойчивое мяуканье сопровождало меня далее. Оно заставило вдруг забиться мое сердце. Ведь именно в эти часы уединения генеральная репетиция «Рима» была в полном разгаре! Да, говорил я себе, вот сейчас должен войти Лентул! А вот и Юния! Вот Фауста в объятьях Фабия! А теперь Постумия припадает к стопам жестоких сенаторов!

Как же это странно, что у нас, словно озарение свыше, появляется точное чувство момента, когда играется та или иная сцена, сродни математическому исчислению времени, только в применении к театральному действию! И вот уже 14 февраля. Солнце этого чарующего дня всходит, чтобы озарить радостью наших замечательных артистов.