Мои Воспоминания. Часть 1 - [5]

Как было принято, в центре города стояли два ряда магазинов, с дверями для покупателей, открывавшимися внутрь. Между рядами тянулась узкая улочка, в которую с трудом могла протиснуться фура. Два-три магазина торговали мануфактурой высшего качества: для евреев и помещиков всего города; в двух-трёх – продавали фартуки, платки, платочки и т.п. В остальных торговали галантереей, смолой, дёгтем и т.п.

Торговали в магазинах исключительно женщины – старые, молодые, девушки и девочки. Весь женский пол сидел друг против друга, кипятясь и волнуясь. Достаточно было, конечно, и помощниц – женщин и девушек, которые хватали, тянули и зазывали покупателей, главным образом, крестьян и крестьянок. У высшего сорта покупателей, евреев и помещиков, имелся у каждого свой продавец, и такого покупателя никто не смел тянуть, как селёдку, к себе в магазин. Потихоньку, может, обругают следом, вместе с занятой им продавщицей.

Кроме как по воскресеньям, продавали мало, так как кроме, как в воскресенье, крестьянин в городе почти не появлялся. Так и сидели у магазинов, не имея, что делать. Но в воскресенье была большая торговля. Приходила масса крестьян, и у дверей магазинов начиналась такая толкучка, такая давка, точно, как мухи на подоконнике вокруг рассыпанного сахарного песка.

Самая большая торговля в городе шла в шинках, и их было приличное количество. И крестьяне находили там, чем закусить: сыр, селёдку, огурцы. И в сладком вине тоже не было недостатка, а шляхтич или молодой помещик уже могли себе позволить закусить шнапс не сыром и селёдкой, как крестьянин, а гусятиной или рыбой. Этими шинками тоже заправляли женщины, точно, как и магазинами. Но в воскресенье, в дни большой выручки, мужчины тоже помогали.

Чем же были заняты мужчины? Они тоже не сидели без дела. Вокруг Каменца жили сотни две помещиков, при каждом помещике - две или больше сотни крепостных, крепостные эти день и ночь были заняты тяжёлой работой. Помещикам, конечно, полагалось хорошо жить – и у каждого помещика было в местечке по одному или по несколько евреев, с которыми он имел дело, а они с этого могли более или менее иметь доход.

Если вокруг помещика крутилось два еврея, то один был представительный еврей и уважаемый купец, а второй - «мелкий еврей» - как по виду, так и по делам. Оба еврея были при помещике за всё про всё. Более представительный служил ему больше для советов, второй – для разных поручений и проделок. И оба испытывали перед ним большой страх, и хотя частично жили за его счёт и он был для них большой царь в смысле начальства – но всё-таки надо десять раз в день благодарить Бога, что отношения еврея с помещиком сошли со сцены.

Если помещик хотел, он мог выпороть своего еврея, да ещё и приговаривал:

«Будешь молчать – останешься у меня дальше, а если нет – возьму другого еврея, а ты всё равно ничего со мной не сделаешь, потому что и асессор у меня в руках, и исправник».

Еврей молчал, а про себя думал: Ладно - порка. На то он и помещик, а я за то имею с него кусок хлеба. А умру – мой сын будет иметь с него доход.

И это даже была правда. Умер ли у помещика еврей - он на его место берёт сына или зятя этого еврея, кто больше понравится, как при сватовстве. Еврей, со своей стороны, оставлял помещика в наследство. Помещик становился своего рода наследством.

Может, здесь стоит также напомнить, что помещик имел в местечке и своего ремесленника и только ему поручал у себя работу. Ремесленников в местечке было много – сапожники, портные, жестянщики и т.п. Понятно, что им было труднее заработать, чем торговцам, и хотя квартирная плата была очень низкой – что-то десять-двенадцать рублей в год – всё равно они были не в состоянии снимать отдельную квартиру, и в одном домике жили по две-три семьи.

В те времена власть асессора и исправника была полной. Поспорят было два еврея в местечке, тут же бегут к асессору с жёнами и детьми, с помощниками и добрыми друзьями и родными – и асессор судит в пользу того, кто больше даст или больше ему понравится. А если кто-то был очень агрессивен или большой ябедник и не соглашался с приговором асессора и бежал в Бриск к исправнику с жалобой на асессора, это редко помогало, а жизнь такого хвата уже не стоила ломаного гроша - асессор его гробил и преследовал, как только мог, вплоть даже до битья и ареста. Опять же исправник обычно брал сторону асессора.

Исправник в те времена был главной силой во всей округе, а о губернаторе тогда имели смутное представление. Губернатор в те времена считался чем-то вроде царя, и занимать его еврейскими делами совсем не приходило в голову.

Помещик имел фактора-еврея, который жил у него в поместье. Он также имел арендатора, обычно также еврея, а если у помещика было несколько поместий и несколько деревень, то там тоже сидели евреи – фактор и арендатор. Понятно, что эти евреи дрожали перед помещиком.

В те времена, когда помещику ничего не стоило пороть крестьян и крестьянок, старых и молодых, то какую роль играл такой еврейчик у помещика? Можно себе представить, как боялись помещика фактор и арендатор со своими детьми. Если, не дай Бог, у фактора или арендатора имелись хорошенькие дочки, это было большой бедой. Приходилось дрожать, как бы дочки не понравились помещику, который при его власти мог сделать всё, что ему заблагорассудится.