Мои Воспоминания. Часть 1 - [7]

Шрифт
Интервал

Для пущей красоты иные лакеи держали красивые серебряные трубы и трубили при въезде в город, а кучера щёлкали длинными кнутами – всё это наводило страх на всех. Даже и те из шляхты, кто владел поместьицем всего в несколько десятков крепостных, тоже не жалели денег на карету с парой лошадей.

Выйдя из церкви, начинали разъезжаться. Иные помещики заезжали к Хайче Тринковской, взять там бутылку доброго вина и хороший чай. За каретами бежали высокие длинноногие охотничьи псы в дорогих, отделанных серебром ошейниках.

В Каменеце было две церкви. Одна – польская церковь для помещиков. Крестьяне-католики ходили в деревенские церкви, а не, Боже сохрани, в помещичью. На улице, где стояла церковь, крестьян было не видно.

Польский священник со своими двумя помощниками жил недалеко от церкви на большом дворе, с прекрасным фруктовым садом, а также и с цветочным садом, с красивейшими и ароматнейшими цветами. От двора священника исходил такой запах, что еврейский нос не мог этого выдержать, от запахов у людей начиналось головокружение.

Священник жил по-княжески, с серебряной и золотой посудой. Прямо-таки, как царь. Большие помещики заезжали по воскресеньям из церкви к нему на завтрак. Кареты у него были разные – крытые и открытые, и дорогие сильные лошади для езды цугом – по две пары в ряд, одна за другой. Владел он также многими полями и лугами, и крестьяне, помещичьи крепостные, обрабатывали ему землю. От помещиков он часто получал в подарок по паре крестьян. Этот подарок давался ему пожизненно.

Ещё он имел много скота и разной птицы, и во дворе его был искусственный пруд с большим количеством рыбы. Ко всему прочему, служили священнику неслыханной красоты горничные, подаренные помещиками крестьянки.

В мои времена, когда я был мальчиком, мы жили против двора священника, прямо у него в корчме - красивом доме, построенном им с целью на этом заработать. Поскольку священник свободен от всяких выплат, которые причитаются помещику от города, как например, за водку, пиво, соль, свечи, табак и т.д., и поскольку мы держали в городе аренду, мы были должны также снимать у священника и его корчму, чтобы не было свободной конкуренции. Мы платили священнику триста рублей в год за корчму, где мы жили. Я помню, что у священника были четыре сестры - высокие, стройные, редкой красоты, они ходили, богато разодетые и так были разукрашены и выхолены, и так богато разодеты, как занимающие самое высокое положение богачки.

В доме у него день и ночь было полно гостей, которые танцевали вокруг дивно прекрасных сестёр. День и ночь там стоял пир горой. При этом играли разные музыкальные инструменты, и от щёлканья кучерских кнутов и от звуков труб нельзя было уснуть всю ночь.

Но только бедный русский священник, готовый лопнуть от зависти, глядя на богатую жизнь католического священника, клялся крестьянам, помещичьим крепостным, а также и евреям, что молодые красотки - вовсе не его сёстры, что они ему – совершенно чужие, что они – его любовницы, но поскольку католический священник не должен иметь жены, он распространил слух, что это его сёстры. Оказалось, что бедный православный священник прав: они действительно были любовницы его, а не сёстры.

Вторая церковь - русская и бедная, стояла в городе на горе (в Каменце было четыре горы посреди города: Башенная гора, Церковная гора, Адолиная гора и Дворцовая гора, где жил комиссар помещика. Все горы были высокие). В церковь ходили молиться русские православные крестьяне. Естественно, что никаких православных помещиков и шляхты не было вообще, и понятно, как мог жить тот русский священник со своей женой и ребёнком. Он жил в каком-то бедном домишке и ходил всегда пешком. К тому же он был большой шлимазл[14]: как-то он всё же купил конягу с бричкой за тридцать рублей, так у него эта коняга сдохла, и он и дальше ходил пешком, одетый в выгоревшую, старую, заплатанную одежду с простой палкой в руке, которую ему принёс в подарок крестьянин, срезав в помещичьем лесу.

Говорят, что помещик, узнав о подаренной палке, послал к священнику асессора, чтобы тот отдал палку и сказал, кто из крестьян её ему дал. Будучи сам православным, асессор, естественно, не мог обидеть священника. Палку асессор не отобрал, но крестьянина священнику пришлось выдать. И за свой невинный подарок он получил от помещика шестьдесят розог. И таки сделанных из тех же прутьев, и с того же дерева.

У священника был кусок поля, с которого он собирал урожай, который продавал. Но он настолько обеднел, что евреи платили ему вперёд, ещё до нового урожая.

Каменец принадлежал помещику по имени Осеревский. Он был старым холостяком и бывшим польским полковником со времён ещё до первого восстания. Крепостных у него было до пяти тысяч. Вокруг Каменца было у него очень много владений, в том числе и сам город. Ещё он имел пятнадцать миллионов злотых.

Говорили, что всё своё состояние он собрал игрой в карты. Наверное, это правда, т.к. картёжник он был великий и на редкость удачливый. Он постоянно сидел в Варшаве и играл с богатейшими помещиками. Говорили также, что он занимался колдовством и свои деньги выиграл с помощью колдовства.


Еще от автора Ехезкель Котик
Мои воспоминания. Часть 2

От остановки к остановке в беспорядочном путешествии автора по жизни, перед взором читателя предстают и тотчас исчезают, сменяя друг друга, десятки типичных героев, родственников и друзей, цадиков и хасидов, раввинов и ученых, крестьян и шляхтичей, польских дворянок и еврейских женщин, балагул и меламедов, купцов и арендаторов, богатых и бедных, общественных деятелей и благотворителей, образованных людей и студентов. Их сведение вместе создает многокрасочную мозаику: перед читателем открывается захватывающая картина скитальческой жизни, сценой для которой были деревни и удаленные вески в Белоруссии, местечки и города в Польше и России (Белосток, Гродно, Брест, Харьков) и многолюдные столицы (Варшава, Киев, Москва)


Рекомендуем почитать
Ватутин

Герой Советского Союза генерал армии Николай Фёдорович Ватутин по праву принадлежит к числу самых талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Он внёс огромный вклад в развитие теории и практики контрнаступления, окружения и разгрома крупных группировок противника, осуществления быстрого и решительного манёвра войсками, действий подвижных групп фронта и армии, организации устойчивой и активной обороны. Его имя неразрывно связано с победами Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге, при форсировании Днепра и освобождении Киева..


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.