Мои друзья скандинавы - [13]

Стоило ли после этого наказывать мальчика!

Наоборот, бальзам сразу же получил название «Озорной удар»…

А стипендия и экскурсия по Средиземному и другим морям была не только наградой мальчику за его озорной удар, но и подхваченной всеми газетами рекламой, принесшей большие прибыли аптекарю, не пожелавшему ни с кем делиться вновь найденным рецептом.

— Но это не типичный случай, — смеясь, продолжал свой рассказ Эрик, — другие мальчишки, разбивавшие окна футбольными мячами, за свои озорные удары даже на острове Андерсена ничего, кроме неприятностей, не получали. Типично, пожалуй, то, что госпожа реклама хитра на выдумки.

Мы обгоняем велосипедиста, у которого в корзинке за седлом восседает остромордая черная такса.

— Кстати, — говорю я Эрику, — я знаю, у вас любят собак. Вокруг сколько угодно скочей, фоксов, терьеров, шпицев, спаниелей, такс, но почему-то во всей Дании я не видел ни одного знаменитого датского дога.

— И вряд ли увидишь. Ведь у нас в городах налог на собаку взимается в зависимости от ее роста. За этим полиция следит очень строго. За высокого пса приходится платить намного больше, чем за низенького. Но народ приспособился, нашел лазейку: собаки у нас перестали расти в вышину, они растут только в длину, — объясняет он.

…Копенгаген встречает нас новым потоком велосипедистов. День склоняется к закату, и люди разъезжаются по домам после работы.

Велосипедов столько, что перейти улицу в неуказанном месте пешеходу невозможно. Не преуменьшает ли официальная статистика, утверждая, что на двоих датчан приходится один велосипед? Вместе с обыкновенными велосипедами в этом потоке катятся и трехколесные с фургончиками, в которых рассыльные развозят хлеб и другие товары из магазинов и в магазины. На многих фургончиках — рекламные надписи или фамилии владельцев предприятий. Велосипеды самых разнообразных форм, фирм, марок и расцветок.

Настоящая «велосипедная симфония».

Вот проехала женщина с ребенком в корзинке, прикрепленной у руля.

Мороженое, которое усердно смакует мчащийся с работы паренек, не мешает ему быстро вращать педали. Диву даешься, как все они ловко ездят, лавируют среди машин, не сталкиваясь, не наезжая друг на друга.

Перед закрытым светофором поток в одно мгновение останавливается.

Велосипедисты стоят так плотно один к другому, почти без интервалов, что даже и тогда, когда движение замирает, все равно перейти улицу можно только на перекрестке…

Обилие велосипедов создает свою психологию. Сидящий в корзинке за сиденьем матери карапуз мечтает о трехколесном велосипеде. Восседающий на трехколесном с нетерпением ждет того дня, когда ему подарят пусть детский, но двухколесный. Подросток, владелец «взрослого» велосипеда, собирается на каникулах объехать на нем всю страну и уже мечтает о мопеде.

Мой друг художник Херлуф Бидструп совершенно прав, сказав: «Дания — маленькая страна, густо населенная велосипедистами».

Кстати, я узнал, что велосипеды оказались незаменимым мирным оружием и во время забастовок, когда конная полиция кидается разгонять демонстрантов. Забастовщики бросают перед собой на землю велосипеды, и лошади как вкопанные останавливаются: умные животные, наверное, боятся, ступив на колесо, поранить ноги стальными спицами.

ВО ФРЕДЕНСБОРГЕ У ШЕРФИГА

Здравствуй, Дания! Снова и снова повторяю я эти слова. Если раньше эта страна была для меня лишь географическим понятием, оживленным тенью великого сказочника, то сейчас Дания — прежде всего друзья, друзья гостеприимные, верные.

В первый мой приезд сюда, лет десять назад, телефон в гостинице молчал, казалось, враждебно. Не было номера, по которому мог бы откликнуться знакомый голос. Сейчас же телефон дружелюбно требователен: звони! И я набираю номера и слышу добрые голоса друзей.

— Приезжай сегодня же! — говорит Ханс Шерфиг.

Уже много лет известный датский писатель Ханс Шерфиг живет километрах в двадцати от Хельсингера — Эльсинора, «города Гамлета», и Хольгера-Данске — и в часе езды от Копенгагена. Он занимает старый крестьянский дом, которому добрых сто лет. В деревне жить дешевле — не надо ежемесячно вносить квартирную плату, которая здесь непомерно велика…

— Трудно быть объективным, когда пишешь о другой стране, — сказал мне, улыбаясь, Шерфиг, когда мы впервые встретились у общих знакомых в том доме у Королевского парка, где некогда жил директор театра, к которому, придя из Оденсе, заявился Ханс Христиан Андерсен. — После женитьбы я привез сюда свою молодую жену (она уроженка Вены), — продолжал он, — и, разумеется, в первый же день захотел показать Копенгаген. С чего начинается знакомство с этим городом?

Шерфиг показал на пепельницу, где изображена бронзовая девушка с рыбьим хвостом, взобравшаяся на большой камень у набережной…

— Так вот, я повел Эльзу знакомиться с Русалочкой. Только мы подошли к ней, как из воды на берег выползает морячок. Он только что участвовал в драке, и противники для охлаждения бросили его в воду. Увидев меня, моряк поднял приветственно руку и радостно завопил: «Здравствуй, Ханс!» Я быстро увел жену от моря, а она с укором спросила: «Почему ты меня не предупредил, что все алкоголики в Копенгагене твои друзья?» Мы сняли квартиру случайно на одной улице с домом для умалишенных. Они обычно прогуливались поблизости. И в первом же письме к матери в Вену Эльза написала, что Копенгаген город приятный, но датчане, по всей видимости, народ вырождающийся: на улице встречаешь очень много слабоумных… Тогда я переменил квартиру. Новое наше жилье на этот раз оказалось вблизи от дома инвалидов. И во втором письме к матери Эльза сообщала, что она ошиблась: среди датчан есть немало умных людей, но, к сожалению, слишком много безруких и безногих. Больше четверти века живет она в Дании и о чем теперь пишет матери, я не знаю, — и Шерфиг улыбается доброй, так располагающей к нему улыбкой…