Мои бенгальские подруги - [53]

Вы идете по взлетной полосе аэродрома к крылатому чудовищу, а может, по улице, заканчивающейся воротами школы. Вы одна и ощущаете себя совсем маленькой и беспомощной.

До сих пор вы были заняты сборами — чемоданами, пакетами, зонтиками, бесконечными разговорами, вам давали советы, подбадривали. И вдруг — пустота. Только чувство холодной легкости, от которой захватывает дух. И вы желаете одного — чтобы холод этот отпустил вас, чтобы вновь зазвучало «ни пуха ни пера» и, наконец, самое главное: «Будь осторожна, моя девочка?» Думаю, такое случается с каждым, даже когда ему далеко за пятьдесят. А я в то время была намного моложе.

Я смотрела через круглое окошко на маленькую машущую руку моей матери и тихонько плакала, жалея себя. Страшно подумать, целый год никто не поправит на мне одежду, не приласкает и не скажет:

— Не горбись, не горбись, пожалуйста!

Для всех я буду только иностранкой, символом учебной программы. Никто не подумает о том, голодна я или нет. Кто теперь развеет мои страхи? Ведь в глубине души каждый из нас навсегда остается ребенком.

Во мне, однако, этого ребенка признали, и это сделали мои бенгальские мамы.

С первой я познакомилась через месяц после приезда в Индию, в Шилигури, городке, расположенном на склонах Гималаев. Я приехала туда со своей подругой по общежитию на десять дней, на время школьных каникул. Подруга хотела потрясти меня чайной плантацией, принадлежащей ее отцу, а поразила свежим молоком и яйцами! После месяца питания в столовой сметана и яичница показались мне куда более привлекательными, чем все плантации на фоне Гималаев. Родительский дом моей приятельницы удачно соединял в себе и то и другое.

Нас встретили шумный господин в башмаках на босу ногу и худенькая женщина в очках. Она обрадовалась тому, что я знаю бенгальский язык, ведь она, к сожалению, не говорит по-английски. Затем она исчезла в кухне, оставив меня в гостиной. Служанка принесла чай с печеньем, приятельница включила проигрыватель — зазвучали мелодии английских шлягеров.

После третьей пластинки меня охватила меланхолия, к концу дня я стала подумывать: стоило ли уезжать из долины Ганга ради вида на Гималаи? К тому же национальное блюдо здесь — чай с печеньем, а музыка — английские шлягеры. Кроме того, становилось все холоднее. Я так привыкла к южнобенгальскому климату, что совсем забыла о том, что где-то на свете — тем более в Бенгалии — может быть холодно. Я приехала в летнем платье и тонкой кофточке.

По гостиной гулял ветер, на полу лежали шкуры пум, и я завидовала этим зверям, которым до самой смерти было тепло. Наконец приятельница предложила мне свое сари. Оно было не намного основательнее моего летнего платья, но зато до пят. Закутанная в сари, я предавалась одиночеству. Подруга куда-то убежала.

«Наверное, готовит ужин», — подумала я.

Музыка смолкла. И вдруг в наступившей тишине из соседней комнаты послышалось нежное пение: кто-то напевал детскую песенку.

Я слушала и покачивалась из стороны в сторону, затем не выдержала и постучала в дверь.

Голос утих, но никто не пригласил меня войти. Пение возобновилось. Какое-то время я стояла в нерешительности, но затем, отбросив все условности, проскользнула в комнату.

На полу, скрестив ноги, сидела мать моей подруги. На коленях у нее покоилась головка толстенькой пятилетней девочки. Женщина держала девочку за руки и ритмично похлопывала ее по ладошкам. Обе улыбались — ребенок сонно, мать с любовью. Мое появление прервало пение. Женщина испуганно посмотрела на меня. Замешательство было взаимным.

Меня поразил контраст. По одну сторону дверей — большая гостиная в европейском стиле, со шкурами и проигрывателем, по другую сторону — темная комнатка. с единственной широкой постелью для всей семьи, с пирамидкой чемоданов, едва прикрытой батиком, со стопкой книг наверху, да еще вешалки для сари. В углу на полу — чадящая переносная глиняная печурка. И в центре — засыпающий ребенок.

За моей спиной — холодная парадная комната и пустая, выхолощенная музыка. Передо мной — тепло и запах тушеного мяса, сковородочки на огне, нежная колыбельная песенка, напеваемая молодым голосом, и сияющие глаза. Сначала они были спрятаны за стеклами очков. Только теперь я увидела, какие они огромные, прекрасные и ласковые.

Удивление хозяйки дома можно было бы выразить в словах: «Господи, что ей здесь надо? Хотя она ведь в сари и держится скромно!» Эти мысли вылились в предложение, сказанное так быстро после моего неприличного вторжения, что паузу уже нельзя было назвать мучительной:

— Входи, входи, ты хочешь послушать колыбельную?

Я благодарно осознала, что она перешла со мной на «ты», и присела возле нее на пол. С этого момента она обращалась со мной по-матерински.

Девочка уже давно спала, но колыбельная звучала снова и снова. Заметив, что колыбельные песни мне нравятся, моя новая мама запела еще раз, уже после ужина, у моей постели, и стала уже по моим рукам ритмично похлопывать.

Кстати, ужин должен был готовиться здесь же, в комнатке, а не на кухне, потому что кухарка оказалась правоверной индуской и навсегда отказалась бы готовить в кухне, оскверненной мясом убитых зверей.