Мои алмазные радости и тревоги - [13]

Вернувшись через три месяца, я увидел, что все мои труды пропали даром: приборы мои и образцы из помещения выкинуты, а комнаты отданы под жильё какой-то учительнице. Погоревал я, по- возмущался, но толку от этого не было никакого. Меньшиков меня успокоил, сказав, что для лаборатории будет выстроен специальный дом. И действительно, не прошло и полгода, как домик был построен. Очень хороший домик, о двух комнатах, с тамбуром, двойными рамами, печкой из белого (не очень магнитного) кирпича. Место для домика я выбирал сам и определил его на отшибе, между Антоновкой и посадочной полосой аэропорта. Место казалось удобным, тем более в пределах видимости из Амакинского поселка.

Помимо денситометров, магнитометров и прочей измерительной аппаратуры, там установили магнитовариационную станцию. Это была чудо-станция «Аскания», купленная в Германии еще в 30-е годы за золото, как вспоминал Меньшиков. Заполучил он ее тогда, когда был главным геофизиком Министерства геологии, а потом возил с собой по местам своей работы: Свердловск, Новосибирск, Якутск, Нюрба. Разбирался со станцией я почти три месяца, но настроил все три системы, после чего она писала три составляющих магнитного поля.

Показания регистрировались непрерывно на фотобумаге, которая закреплялась на устройстве с часовым механизмом. Запись на первых контрольных лентах была оценена в магнитных обсерваториях Ленинграда и Якутска как хорошая, и мы размечтались наладить в Нюрбе непрерывную запись колебаний земного магнитного поля, включив нашу лабораторию в общую сеть магнитовариационных станций Союза.

Соорудили для своей «Аскании» внутри помещения даже термостат — такой куб из плотно подогнанных досок с ребром 1,7 метра. Внутри установили обогреватель и реле, чтобы поддерживать постоянную температуру. Все было сделано, как говорится, по уму.

Но тут начались неприятности. Прежде всего обнаружилось, что в этом месте магнитную станцию устанавливать нельзя. Как и приборы для магнитных измерений. Расположенные вблизи службы аэропорта, они создавали сильные магнитные помехи за счёт блуждающих электрических полей от моторов постоянного тока. Причём помехи были временами настолько сильными, что не давали никакой возможности работать. Положение стало безвыходным.

Ситуацию разрядили начальник Нюрбинского авиаотряда Кузаков и пацаны из недалеко расположенного пионерлагеря. Первый задумал поставить в этом месте локатор и отобрать домик для обслуживающего персонала. Вторые наведались в домик во время очередного моего отсутствия и поразбивали там всё, что только им было по силам. От магнитовариационной станции остались одни, что называется, ошметки, пригодные разве что для сдачи в металлолом, и от измерительных приборов тоже одни футляры и корпуса.

Первый блин, как говорит пословица, получился комом. Но зато был приобретён бесценный опыт. Стало ясно, что магнитную лабораторию надо держать подальше от аэропорта и вообще от посёлка. Но просто так уходить с этого места и за так отдавать домик Кузакову не хотелось. Я пожаловался на него в райком. Там состоялось заседание, на котором наш конфликт дотошно рассматривался. Домик оставили за Кузаковым, но обязали его построить такой же в другом месте. Надо отдать ему должное — он построил точно такой же домик. На этот раз мы выбрали место в 5 километрах от Нюрбы, в лесочке на берегу Вилюя. В 1959 году мы уже его обживали. Экспедицией были построены, кроме того, жилой домик, землянка для электростанции и две десятиместные палатки под камнехранилище.

Так начался золотой век для Амакинской петрофизики. В лаборатории было уже шестеро сотрудников, из них два аса по части работы с капризными кварцевыми магнитометрами, два инженера-геофизика, один петрограф и один мастер на все руки и бесценный умелец по работе с металлом, токарь высокой квалификации. Он готовил разнообразное оборудование, в том числе сотворил установку для магнитной чистки образцов переменным током. Она состояла из катушки соленоида с большим внутренним диаметром. На катушку ушло 130 кг обмоточных проводов. Внутри соленоида можно было создавать магнитное поле до 500 эрстед. Образцы автоматически подавались внутрь катушки и вращались там в трех плоскостях. Очень удобное было устройство и работало без поломок, считай, 25 лет.

За четверть века в магнитной лаборатории были измерены многие тысячи образцов. Основная масса измерений проводилась с помощью кварцевых магнитометров М-14ф, контрольные измерения — на астатических магнитометрах МА-21 и на приборах собственной конструкции.

Помимо загородной лаборатории, имелись рабочие помещения и в камералке экспедиции. Там обрабатывались материалы магнитных измерений, определялись объёмный вес и минералогическая плотность образцов, упругие характеристики горных пород (с помощью уникального по тем временам ультразвукового сейсмоскопа), электропроводность и радиоактивные свойства образцов. Для количественных определений концентраций радиоактивных элементов применялась новейшая установка «Тобол». При лаборатории имелся камнерезный станок, который мы запустили в 1958 году, первыми в Якутии применив режущие алмазные диски. Станок сделал тот же умелец Яков Ефимович Вотяков, и работал отрезной станок многие годы. На станке изготовливались кубики для палеомагнитных измерений и делались срезы на шлифы и полировки для всех геологических партий экспедиции. Шлифы описывались квалифицированным петрографом. Но поскольку редкие петрографы бывают одновременно и знатоками рудных минералов, инженер- геофизик Г. Г. Камышева в совершенстве изучила рудную микроскопию, став видным специалистом по рудным минералам кимберлитов и траппов.