Могильщик кукол - [55]

Радость от появления на свет третьей дочери у Труды не появилась. Якоб, напротив, был счастлив, пусть новорожденная всего лишь девочка, но розовая и кругленькая, с сильными легкими и всеми реакциями, присущими здоровому ребенку и которых у Бена не было. Вечером в трактире Рупольда Якоб выставил всем присутствующим выпивку и с каждым чокнулся за здоровье своей младшей дочери.

К концу первой недели после родов Труда отметила, что силы у нее никак не восстанавливаются и никогда раньше она еще не чувствовала себя такой слабой и разбитой. К этому моменту Бен прекратил свои беспорядочные копания.

Труда покормила и перепеленала ребенка, снова положила его в колыбель, но, уходя, забыла запереть спальню. Как будто почуяв присутствие младенца, Бен вошел в дом и поднялся по лестнице. В первый момент Труда решила, что сын направился в свою комнату. Затем она услышала характерный скрип двери спальни и бросилась наверх. И успела как раз вовремя. Бен уже держал на руках крохотное существо, и маленькое тельце с откинутой назад головкой висело в воздухе над колыбелью.

Труда вырвала младенца из рук Бена, положила обратно в колыбель и погрозила сыну пальцем: «Нет, нет! Ребенок не кукла, тебе нельзя его брать. Руки прочь! Слышишь меня, руки прочь!»

К концу второй недели Труда была уверена, что еще немного, и она просто развалится пополам. Бен больше не отходил от нее ни на шаг, стоял рядом, и когда она возилась с ребенком, лапал своими большими руками крохотное личико. Если она купала ребенка, он по плечи погружал руки в маленькую ванночку, тер ручки, ножки, животик и попку. И снова и снова проводил рукой по нежной детской головке.

В конце третьей недели на двор Шлёссеров пришла Антония. С собственным младенцем на руках, она постояла рядом с колыбелью в спальне Труды, направив задумчивый взгляд на Бена, который с сосредоточенным и взволнованным выражением лица беспокойно перебирал руками возле колыбели и непрерывно бормотал «прекрасно».

Похудевшая Труда выглядела бледной и загнанной.

— Мне приходится постоянно запирать комнату, — пожаловалась она. — Иначе он может вынести ее из дома.

Она рассказала, что два дня тому назад Бен захотел отнести малышку из кухни в курятник. Зажав под мышкой, как прежде кукол, он потащил ее через двор, когда Труда побежала открывать ворота почтальону.

Антония, помедлив, осведомилась:

— И отдавать его ты никуда не хочешь?

Труда только покачала головой. Антония глубоко вздохнула, еще раз скользнула по Бену задумчивым взглядом и сразу решила:

— Тогда я заберу младенца. Только на первое время. Если тебя это устроит.

Труду это вполне устраивало. В первое время она каждый вечер ходила на двор к Лесслерам, кормила дочь и радовалась, глядя, как растет и развивается ее младший ребенок, и безмолвно одаривала Антонию которая терпеть не могла громких фраз, благодарными взглядами.

Якоб навещал Лесслеров и младшую дочь каждое воскресенье во второй половине дня. Когда у Труды иссякло молоко, он также принял на себя вечера. Дружбе с Паулем это шло только на пользу. Немного охладившаяся из-за семейных обязательств, она окрепла снова.

Они много говорили о прошедших временах и прежних мечтах. Еще раз посмеялись над Хайдемари фон Бург и ее фобией супружеской постели. Вспомнили с грустью маленькую сестру Хайдемари Кристу. С серьезным выражением лиц поговорили о молодой Эдит Штерн, размышляя, на чьей совести могла быть смерть девушки.

Якоб считал, что на совести Игоря — работника Крессманнов. Игорь тогда солгал, и на это у него должны были быть убедительные причины. Но на смертном ложе он, вероятно, захотел облегчить свою совесть, поэтому попросил позвать Вернера Рупольда и исповедовался ему. В результате случилось то, что Якоб и Пауль своим молчанием хотели предотвратить: Вернер повесился.

У Пауля были глубокие сомнения в такой версии. Игорь был душа-человек. Даже мух, мешавших ему на работе в поле, он не убивал. Представить невообразимо, что он мог поднять руку на Эдит Штерн. Пауль скорее был готов поверить, что Игорь, как только представился случай, отправился к пролеску, но пришел слишком поздно. И потом из чистого сострадания рассказал об удавшемся бегстве Эдит. Только на смертном одре он не захотел уносить тайну с собой в могилу. Пауль предполагал, что это сделал Вильгельм Альсен.

Якоб не мог себе такое представить. Навряд ли Вильгельм Альсен проломил Эдит в пролеске череп. Скорее он притащил бы ее за волосы в деревню и отпраздновал бы триумф, прежде чем отправить девушку туда же, куда и ее родителей, братьев и семью Гольдхаймов. А Вернер Рупольд и Игорь скорее всего отправили бы его следом за Эдит.

Скорее уж здесь замешан старший Люкка, считал Якоб. Если Хайнц обнаружил, для чего Вернер Рупольд брал в свои длительные прогулки провиант, можно было предположить, что он тотчас рассказал о своем открытии отцу.

Только старый Люкка не тот тип, который стал бы марать себе руки, напомнил ему Пауль. Старый Люкка больше любил присутствовать и смотреть, как это делали другие, особенно если дело касалось женщин. От своей старухи ему уже нечего было ждать, вот он и возмещал убытки за счет других. Итак, старый Люкка доложил бы Вильгельму Альсену, что в пролеске их ждет еще немного работы на благо фюрера. И с воспитательными целями изобразил бы Вернеру Рупольду во всех подробностях, как все прошло.