Могильщик кукол - [45]

— Я тоже, — сказал Эрих Йенсен.

Затем оба мужчины поднялись и пошли к двери. Хозяева их не провожали. Когда дверь за ними захлопнулась, Труда сказала:

— Хайнц прав. Если ты снова ударишь мальчика, когда он натворит что-либо, сам не понимая, что делает, я уйду с ним от тебя.

Якоб глубоко выдохнул.

— В этом нет необходимости, — сказал он и поднялся с дивана. — И если у тебя снова возникнет проблема, теперь ты знаешь, где можешь найти хорошего советчика. Просто иди к Хайнцу. Я уверен, что этот лицемер охотно поможет тебе в любое время. Только у меня возникает вопрос: зачем он это делает?

До сих пор свою неприязнь к Хайнцу Люкке Якоб еще не выражал с такой откровенностью при Труде. В объяснении, которое она потребовала от мужа, ей было отказано. Якоб отправился в трактир Рупольда и там напился.

Несколько дней он не перекинулся с женой ни словом. А Труда ангельским голосом уговаривала сына:

— Не ходи в деревню, Бен. Иди в сад или на общинный луг. Только не в деревню. Если люди увидят, что ты там бегаешь, они тебя запрут.

Все было напрасно. Она могла угрожать, просить, говорить до хрипоты, ночью проливать море слез, но, как только подворачивался удобный случай, он удирал. Закрыты ворота двора или нет, теперь для него не имело значения. Он давно уже разведал, что по проселочной дороге можно попасть в деревню. А запирать его у Труды не хватало духу.

Его тянуло к кафе Рюттгерс, к квартире Хайнца Люкки или к зданию начальной школы, располагавшемуся улицей дальше, в которой учился Альберт Крессманн. Во время уроков Бен один-одинешенек бегал по школьному двору. Когда начиналась перемена, он смешивался с толпой детей.

Уже не раз в полдень какая-нибудь рассерженная мамаша появлялась на кухне Труды, утверждая, что Бен приставал к ее ребенку. В большинстве случаев речь шла о девочках, которых Бен пугал и, как цыплят, гонял во время перемены по школьному двору. И невозможно было разузнать, делал он это по собственному желанию или его науськивал Альберт Крессманн.

Каждый раз Труде приходилось успокаивать очередную разгневанную мамашу, заклиная всеми святыми и жизнью своей матери, которая уже несколько лет как покоилась на кладбище Лоберга, что Бен не хотел ничего плохого, только поиграть. Если дети бегали по школьному двору, он бегал за ними следом. И при мысли о матери и увиденном Гертой Труда себе самой казалась лгуньей.

Однажды во второй половине дня Тея Крессманн задержала его на рыночной площади. Потом Тея рассказала, что Бен сидел на скамье на краю площади и унылым взглядом обводил безлюдную территорию. Затем Антония Лесслер привела его домой, забрав с детской площадки в районе новостроек на Лерхенвек. Там он отнял куклу у одной маленькой девочки, на глазах у ребенка ударил куклу камнем по голове, затем разорвал на ней одежду и оторвал у игрушки ноги.

«Что же мне делать? — спросила Труда. — Якоб так часто бил его за сломанных кукол. Я не могу бить его, как он, почти до полусмерти».

Антония ничего не могла посоветовать Труде, лишь предложить слабое утешение: у других с детьми тоже не все просто. Сама она не могла пожаловаться. Ее сыновья росли вполне благоразумными парнями, и с Аннетой не было никаких проблем. Тони и Илла фон Бург тоже не жаловались на сыновей. Уве, самый старший, постоянно разъезжал по улицам на своем страшно тарахтящем мопеде, порой ему не хватало карманных денег, выданных родителями, так как перед молоденькими девушками он строил из себя щедрого кавалера. Однако в таком деле шестнадцатилетнего парня нужно понять и проявить терпимость. Илла и Тони правильно понимали сына и проявляли должную терпимость.

Зато у Рихарда и Теи Крессманн хватало забот. Их Альберт отставал в школе, не мог усвоить даже азов таблицы умножения и алфавита, пренебрегал занятиями, а на переменках разыгрывал из себя сильного мужчину. Уже не одна мать жаловалась, что Альберт бьет девочек. Нападать на мальчиков он не осмеливался.

Рената Клой тоже крайне редко решалась брать Дитера с собой в деревню, так как сын, если не получал желаемого, становился просто неуправляемым.

В детский сад Дитер Клой отходил всего две недели, и потом его выгнали. Мальчик хотел один обладать всеми игрушками, не один раз пинал воспитательницу ногой, даже однажды укусил за руку, и теперь ему приходилось оставаться дома.

Слушая это, Труда только качала головой. Ни одному человеку не пришла в голову мысль отправить Альберта Крессманна или Дитера Клоя в приют только за то, что они бегают по деревне, хотят обладать всем, что им понравилось, избивают девочек, не могут писать и считать, подражают кому-то. Или за то, что их наказывают отцы. Но Бен…

Не раз Хайнц Люкка заступался за Бена и защищал от всех, утверждая, что он — добродушный парень. Не раз Якоба тянуло в трактир Рупольда. Для Труды выдался тяжелый год. Он подходил к концу, и ей казалось, что чувство беспомощности и страха уже достигло предела. Но внутреннее напряжение только продолжало нарастать.

25 августа 1995 года

По пятницам Якоб покидал дом в семь утра. Труда, как всегда, проводила мужа до двери, вышла с ним из дома и отправилась в хлев. Только накормив кур и свиней, она отважилась зайти в комнату Бена. Кровать сына оказалась пуста. Ничего другого Труда и не ожидала. Она постаралась не думать о Свенье Краль и Марлене Йенсен, а сосредоточилась мыслями на Клаусе и Эдди. Чтобы никто не решил, что она осматривает местность в поисках сына, Труда принялась протирать окно тряпкой.